Почетный консул

Он закрыл за собой дверь и раньше всего зашел в кабинет, чтобы взглянуть, не оставила ли секретарша Ана на столе какую-нибудь записку, но там ничего не было. Раздвинув шторы, он поглядел вниз на порт: у киоска с кока-колой стояли трое полицейских – может быть, потому, что к причалу подошел пароход, совершавший еженедельный рейс в Асунсьон. Сцена эта напоминала ему детство, но теперь он глядел на нее из окна пятого этажа с противоположной стороны реки.

Он произнес вслух: «Да поможет тебе бог, отец, где бы ты ни был». Легче было верить в бога с обычным человеческим слухом, чем во всемогущую силу, которая умеет читать в твоих мыслях. Как ни странно, когда он произносил эти слова, перед ним возникло лицо не его отца, а Чарли Фортнума. Почетный консул лежал вытянувшись на крышке гроба и шептал: «Тед». Отец доктора Пларра звал его Эдуардо в угоду жене. Он попытался подменить лицо Чарли Фортнума лицом Генри Пларра, но годы стерли отцовские черты. Как на древней монете, которая долго пролежала в земле, он мог различить только легкую неровность там, где когда-то были очертания щек или губ. И это был голос Чарли Фортнума, который снова звал его: «Тед!»

Он отвернулся – разве он не сделал все, что в его силах, чтобы помочь? – и открыл дверь спальни. При свете, падавшем из кабинета, он увидел под простыней тело жены Фортнума.

– Клара! – сказал он.

Она сразу проснулась и села. Он заметил, что она аккуратно сложила одежду на стуле – ее приучила к этому былая профессия. Женщина, которой приходится раздеваться несколько раз за ночь, должна тщательно складывать свои вещи, не то после двух или трех клиентов платье будет безнадежно измято. Как-то раз она ему рассказала, что сеньора Санчес заставляет девушек платить за стирку – это приучает к аккуратности.

– Как ты вошла?

– Попросила швейцара.

– Он тебе открыл?

– Он меня знает.

– Он тебя здесь видел?

– Да. И там тоже.

Значит, я делил ее и со швейцаром, подумал Пларр. Сколько же еще неизвестных солдат на этом поле боя рано или поздно оживут и обретут плоть? Ничего более чуждого жизни на калье Флорида, со звяканьем чайных ложечек в чашках и пирожным с белым как снег dulce de leche и представить себе невозможно. Какое-то время он делил Маргариту с сеньором Вальехо – большинство любовных историй набегают одна на другую в начале или в конце, – но он предпочитал швейцара сеньору Вальехо; запахом его бритвенного лосьона в течение последних затянувшихся месяцев иногда пахла кожа Маргариты.

– Я сказала, что ты дашь ему денег. Дашь?

– Конечно, сколько? Пятьсот песо?

– Лучше тысячу.

Он сел на край кровати и откинул простыню. Ему еще не надоела ее худоба и маленькая грудь, которая, как и живот, не показывала признаков беременности.

– Я очень рад, что ты пришла, – сказал он. – Сам хотел тебе позвонить, хотя это было бы не слишком разумно. Полиция считает, что я имею какое-то отношение к похищению… Подозревают, что я мог пойти на него из ревности, – добавил он, улыбнувшись при одной мысли об этом.

– Они не посмеют тебя тронуть. Ты лечишь жену министра финансов.

– И все-таки они могут за мной следить.

– Ну и что? За мной же они следят.

– Они шли за тобой сюда?

– Ну, я знаю, как от них отделаться. Меня беспокоит не полиция, а этот подонок журналист. Он вернулся в усадьбу, как только стемнело. Предлагал мне деньги.

– За что? За сведения для газеты?

– Хотел со мной переспать.

– А что ты ему сказала?

– Сказала, что мне больше не нужны его деньги, и тогда он разозлился. Он поверил, что, когда я была у сеньоры Санчес, он и в самом деле мне нравился. Считает, что он потрясающий любовник. Ну и сбила же я с него спесь, – добавила она с явным удовольствием, – сказала, что как мужчина Чарли в тысячу раз лучше, чем он.

– Как ты от него избавилась?

– Позвала полицейского, – они оставили одного в усадьбе, сказали, что он будет меня охранять, но он все время за мной следит, – и, пока они спорили, села в машину и уехала.

– Но ты же не умеешь водить машину.

– Я часто смотрела, как это делает Чарли. Это нетрудно. Знаю, какие штучки надо толкать, а какие тянуть. Вначале я их перепутала, но потом все наладилось. До самой дороги машина шла рывками, но там я освоилась и поехала даже быстрей, чем Чарли.

– Бедная «Гордость Фортнума», – сказал Пларр.

– По-моему, я ехала чуть-чуть слишком быстро, раз не заметила грузовика.

– Что случилось?

– Авария.

– Тебя ранило?

– Меня – нет, а вот машина пострадала.

Глаза ее блестели, она была возбуждена непривычными событиями. Он еще никогда не слышал, чтобы она так много разговаривала. Клара все еще обладала для него привлекательностью незнакомки – словно девушка, которую он случайно встретил на вечеринке.

– Ты мне нравишься, – сказал он беспечно, не задумываясь, как сказал бы за коктейлем, причем оба понимали, что слова эти значат не больше, чем «давай пойдем со мной».