Почта святого Валентина

Свадебного танца не было. Двое подошли друг к другу, обнялись — впервые за этот день — и всего лишь смотрели друг на друга, причем песня была нежнейшей глубиной этого взгляда. Это была одна из тех песен, которую хочется слушать долго — не ставить несколько раз сначала, а именно продолжать слушать бесконечно. Экраны перестали мелькать, на них появились две фигуры — его и ее. Камера наезжала все сильней, и вот на экране остались только лица. Но увеличение не остановилось, и на последнем куплете экраны превратились в два глаза — карий и серый, походившие на инопланетные горные озера с кристальным волнующимся дном. В какой-то момент Хронов заметил, что происходит на экране, и шепнул Нюше: «Смотри, глаза! Помнишь? Нам — туда!» Внезапно там, где были зрачки, возникла еще более глубокая темнота: раздвигающиеся, расправляющиеся круглые воротца, похожие на затвор в объективе фотоаппарата. И не дождавшись последнего аккорда песни, жених с невестой поднялись по ступенькам и осторожно вошли в широко отверстые зрачки (она в серое озеро, он — в карее), тут веки сомкнулись, затворы схлопнулись, и жених с невестой исчезли. На экранах из темноты возникла дорога, стремительно петляющая по гористому берегу моря.

Взявшись за руки, двое сделали несколько шагов в кромешной тьме, пахнущей подвалом, потом забрезжил из-за поворота слабый свет, и через минуту они оказались во дворике, где важно расхаживал взад-вперед пожилой водитель в зеленом мундире и фуражке. Увидев выходящих из стены жениха с невестой, он всплеснул руками и бросился к машине со словами: «Родные мои! Ну наконец-то! С праздничком, как говорится! Садитесь, садитесь! Чуть ведь не опоздали! Не дай боже пробка на Ленинградке!» При этом водитель приглашающе загребал воздух, как бы уговаривая Гошу и Нюшу поскорее причалить к белому кадиллаку «De Villе» с гименеевыми закрылками.

— Меня качает уже. Еще час такой свадьбы, и можно сразу переходить к погребению, — сказал Хронов, помогая Нюше сесть в машину.

— О! Тут корзина со свадебной едой! Умираю, как есть хочется!

— Я же говорил! Чертов святой Валентин! Никогда больше не буду жениться!

— Больше и не придется. Дай мне салфетку, а потом я демонически захохочу.

Машина плавно понеслась по улицам, где уже загорались первые фонари. В большом конверте, который вручил им в последний момент Стемнин, оказалось много конвертов поменьше: с загранпаспортами, авиабилетами до Неаполя, картой Амальфитанского побережья (отель в Амальфи отмечен сердечком), гостиничные ваучеры, пачка сиреневых евро, записка с поздравлениями и инструкциями. Это было невероятно!

— Смотри! Скорей! Вон, справа! — закричала Нюша, едва не поперхнувшись клубничной тарталеткой.

— Что?

— Да вон же щит! Там я! Ну, видишь?

— Как это? — Гоша перегнулся через гранатово-шелковые колени к правому окну. — Опаньки! А ведь точно, ты. Это как?

На Ленинградском шоссе, на самой кромке Петровского парка, висел огромный подсвеченный плакат, изображавший Нюшу в изумрудном — первом — платье. В нижнем углу плаката кувыркался фирменный Валентинов купидончик. Не успели они прийти в себя, как у метро «Аэропорт» им бросился в глаза плакат с Гошей, колдующим над шляпой в звездной мантии. Плакат у «Сокола» изображал Ануш в окружении хохочущих подружек.

— Слушай, это же было всего три-четыре часа назад. А ведь надо обработать в компьютере, отвезти в типографию, напечатать, довезти до щитов и успеть расклеить. Как такое возможно?

— А когда это они нас сфотографировали? Хотя… — Нюша вспомнила, что там, в театре, что-то без конца мерцало и вспыхивало.

— А еще откуда они знали, что мы в это время будем смотреть в окно?

Тут они разом умолкли и поглядели на фуражку водителя. Фуражка деликатно молчала. Открывая дверцы «кадиллака» в Шереметьево, шофер поклонился, громогласно пожелал счастья, стараясь перекричать грохот взлетавшего самолета, а напоследок сказал обычным голосом:

— Там было еще три плаката. Не хотел вам мешать. Вернетесь — увидите.

Уже в салоне «боинга», который догонял падающее за горизонт солнце, они беспрерывно вспоминали разные истории из прошлого и, конечно, сегодняшний день. Вдруг Хронов хлопнул себя по лбу, а потом по карману. «Ну не олух ли я! Дорогая! Прошу твоей руки. Да нет, левой!» Надевая на Нюшин палец свинцовое колечко, молодые с удивлением обнаружили, что оно по-прежнему горячо.

10