Почтальон всегда звонит дважды

– Она предстала перед судом для вынесения приговора. Суд обычно хочет после признания вины выслушать дополнительные показания, чтобы понять причины преступления. Еще до того, как вынести приговор. А Саккет потребовал крови. Ну, наш Саккет очень кровожадный парень. Это одна из причин, почему я с ним все время воюю. Он в самом деле верит, что творит бог весть какое добро, когда призывает повесить каждого несчастного. Играть против Саккета – значит играть на вас. Он снова вызвал на скамью свидетелей того страховщика. Но на этот раз это уже не был его человек, после ночного совещания это был мой человек, только Саккет об этом не знал. Как он рвал и метал, когда понял это. Однако было уже поздно. Если даже страховая компания не верила в ее вину, то как в нее могли поверить присяжные? Шанс на ее осуждение в этом случае был меньше нуля. А потом я заставил Саккета все это проглотить. Я встал и произнес речь, обращаясь к суду. Очень осторожную, с оглядкой. Сказал им, что моя клиентка с самого начала утверждала, что невиновна. Сказал, что я сам ей не верил. Сказал, что все доказательства против нее я считал неопровержимыми, вполне достаточными для того, чтобы она была осуждена любым судом, и что я сам был уверен, что поступаю в ее интересах, когда решился признать ее виновной и сдать на милость правосудия. Но... Можете себе представить, Чемберс, как я обсасывал это «но»? Но в свете только что выслушанных свидетельских показаний мне не остается ничего другого, как отозвать признание вины и оставить все на усмотрение суда. Саккет не пискнул, потому что я действовал в пределах восьми дней, отведенных на защиту. Я знал, что он в ловушке. Согласившись с обвинением в неумышленном убийстве, суд сам выслушал остальных свидетелей, дал ей шесть месяцев условно, а практически извинился и за это. Обвинение в покушении на убийство мы аннулировали. Это было ключом ко всей истории, и мы об этом чуть не забыли.

Раздался стук в дверь. Кеннеди ввел Кору, положил перед Кацем какие-то бумаги и исчез.

– Так, вот оно, Чемберс. Подпишите, пожалуйста. Этим вы отказываетесь от возмещения за понесенные вами увечья. Считайте это проявлением благодарности за их любезность.

Я подписал.

– Тебя отвезти домой, Кора?

– Пожалуй, да.

– Минуточку, минуточку. Не так быстро. Остается еще одна мелочь. Те десять тысяч долларов, которые вы получили, устранив грека.

Она взглянула на меня, я – на нее. Он же разглядывал чек:

– Знаете, это была бы не идеальная карта, если бы с нее Кацу ничего не перепало. Я забыл вам сказать. Но я не буду свиньей. Обычно я беру все, но в этом случае удовлетворюсь половиной. Миссис Пападакис, выпишите мне чек на пять тысяч долларов, а этот я переведу на вас, зайду в банк и оба их депонирую. Давайте. Здесь как раз есть пустой чек.

Она села и начала писать, но тут же запнулась, как будто не понимая, о чем, собственно, речь. Он вдруг встал, забрал незаполненный чек и разорвал его:

– Черт возьми. Такое бывает раз в жизни. Бросьте все. Не нужны мне ваши десять тысяч. У меня есть свои. Вот что главное!

Он открыл бумажник, достал из него листок бумаги и показал мне. Это был чек Саккета на сто долларов.

– Вы думаете, я его предъявлю к оплате? Ни в коем случае. Я его в рамку вставлю. И повешу вон там, над письменным столом.

Глава 12

Мы кое-как убрались оттуда и взяли такси, потому что я еле ковылял. Сначала мы заехали в банк и депонировали чек, потом – в цветочный магазин, где купили два больших букета, а потом – на похороны грека. Было странно, что его хоронили уже на второй день. Панихида проходила в маленькой греческой церкви, было полно людей, некоторые из них греки, которые иногда заходили к нему. Они тупо смотрели на нее, когда мы вошли, и усадили ее аж в третий ряд. Я видел, как на нас косятся, и начал прикидывать, что буду делать, если с нами решат посчитаться. Это были его друзья, не наши. Но через минуту я увидел, как передают друг другу вечернюю газету, большой заголовок в которой возвещал, что она невиновна, и, увидев это, распорядитель прибежал и пересадил нас в первый ряд. Человек, произносивший прощальное слово, начал с бестактных намеков на смерть грека, но к нему подошел какой-то юноша, что-то прошептал и показал газету, которая дошла до него, и оратор начал речь заново, на этот раз без намеков, и еще добавил несколько слов о безутешной вдове и друзьях. Все согласно кивали головами. Когда мы двинулись на кладбище, где была приготовлена могила, двое мужчин взяли ее под руки и повели, поддерживая, а еще двое – помогали мне. Когда его опускали в могилу, я растрогался. Слова молитвы всегда размягчают людей, особенно если речь идет о прощании с человеком, которого любишь так, как я любил грека. Наконец они запели мелодию, которую я слышал в его исполнении сотни раз, и это меня добило. Хватило меня только на то, чтобы положить наши цветы.

* * *

Таксист нашел нам человека, который сдал нам «форд» за пятнадцать долларов в неделю, и мы пересели в него.