Почтенное общество

Субботний вечер. Эрван предупредил Сефрон: здесь, если ты оказался в этом доме, обязательно должен провести вечер в гостиной хозяйки. И добавил, что все будет вполне приятно, по субботам здесь бывает много людей.

— И кто эти люди?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Не знаю. Мне здесь не нравится. У меня с этими людьми нет ничего общего.

Эрван улыбается:

— Вот и хорошо. Сюда никто не заявится тебя искать. Идеальное укрытие. Что же касается всех этих старых пройдох, что болтаются по коридорам во время больших субботних сборов, тебе нечего беспокоиться, они неопасны. Если бы они делали свое дело, нас бы тут не было. Пошли.

Большая гостиная, балки на потолке, мягкие диваны, монументальный камин, в котором роскошно пылают дрова, и это не только декорация — на берегу Сены ночи еще холодные и сырые. Этим вечером народу мало, обычные гости вернулись домой, чтобы, как велит гражданский долг, отдать свой голос на завтрашних выборах.

В одном конце комнаты писатель-режиссер и его актер молча сидят за карточным столиком в золотом свете лампы под абажуром, партия го, которая может длиться часами, отгородила их от внешнего мира.

На диване, лицом к пылающему камину, Тамара в разноцветном домашнем платье из шерсти с андских высокогорий, волосы у нее распущены, а рядом — директор одного из парижских театров, приехавший сюда в поисках тишины, чтобы приготовиться к осеннему сезону. На другом диване, стоящем недалеко, но защищенном от огня, беседует спокойный, почти счастливый Эрван. Молчаливая Сеф рядом с ним, она рассеянна и думает о Каоре.

Тамара подает коньяк.

Эрван делает большой глоток и продолжает говорить, не отводя взгляда от сполохов пламени в волосах Тамары, которыми она нарочито часто встряхивает.

— Завидую людям театра. Те счастливчики, которые более сорока лет назад видели в Living TheatreФранкенштейна, до сих пор вспоминают эти человеческие тела на подмостках, которые то становились единым целым, то взрывались и дробились, они то говорили все вместе, то начинали звучать различные голоса. Кто еще может оживить здесь и сейчас, а значит, и представить во плоти и в крови, что все, что соединяет нас с миром, все формирующие нас связи сотканы из отдельных и в то же время общих существований? Хотел бы я обладать хоть частицей силы их убеждения.

Эрван смолкает. От волнения или из страха, что был слишком откровенен? Сефрон чувствует, как напрягаются мышцы его бедра, соприкасающегося с ее ногой. В глазах Тамары она замечает искорки удовольствия. Игроки в го заинтересованно подняли голову.

Директор театра вздыхает, обнимает Тамару за плечи, улыбается Эрвану:

— Вы правы. Но боюсь, что все это лишь компромисс. Если завтра, чего я опасаюсь, Герен серьезно вырвется вперед, большинство деятелей настоящей культуры могут приготовиться к худшим временам. Всем будут править деньги и выгода.

Эрван бледнеет и поднимается:

— Я вам — о культуре, а вы мне — о выборах. Ваша представительская демократия готова отдать Богу душу, правые-левые, все они в агонии, наша цивилизация находится в состоянии клинической смерти. Я кричу вам, что нам не хватает великих голосов, которые в совершенных формах театра, литературы, живописи, кино смогли бы придать этому факту универсальное выражение. А вы талдычите мне о первом туре президентских выборов. Представители культуры в этой стране поддерживают непристойные связи с политическими деятелями, и это затуманивает им мозги. Вы мне отвратительны. Сильви, идем спать.

По дороге к красному флигелю Сеф шепчет:

— Зачем так вызывающе?

Эрван молчит.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Когда Парис входит в небольшое кафе пятнадцатого округа, Перейра уже там. Перед ним на стойке развернут «Журналь дю диманш», в правой руке чашка. Мужчины приветствуют друг друга. Заказывается вторая чашка кофе.

Перейра складывает газету и пристально разглядывает своего шефа:

— Не скажу, что блестяще выглядишь. Плохо спал?

Парис кивает.

— Праздник дома?

— Всю ночь ворочался. — Парис одним глотком допивает кофе и делает знак бармену. — Еще один. — Они умолкают. — Возвращаясь домой, я всякий раз спрашиваю себя — зачем? — Снова воцаряется молчание. Приносят кофе. Парис берет чашку. — И, честно сказать, мне плевать. Я устал. — Он поворачивается к своему заместителю. — Тебя шокирует, что я тебе об этом рассказываю?

Перейра — примерный отец семейства и счастлив в браке. Он мог бы много сказать о том, что это такое. Но жизнь и профессия научили его, что в этом вопросе советы часто совершенно бесполезны.

— Мой старший сын до сентября на практике в Англии, если хочешь, я могу дать тебе ключи от его квартиры.

Парис качает головой, его лицо светлеет. Звонит мобильник. Контора.

— Слушаю!

Проходит несколько секунд, потом в течение примерно двух минут Парис обменивается со звонившим обрывками фраз, после чего телефон возвращается на свое место в карман, откуда и был извлечен.

Фишар только что пришел в контору.

— В воскресенье утром? Его тоже жена достала?

Парис иронично скривился:

— У него информация. На Субиза.

— Уже?