Почтенные леди, или К черту условности!

— Что вы предлагаете? — интересуюсь я. Люблю, когда дерзкая молодежь фантазирует, хотя порой их заносит не туда.

Похоже, они уже обдумывают конкретный план, и у Моритца появилась возможность эффектно преподнести его.

— Можно, например, полететь в Севилью, взять напрокат машину и проехаться по Андалусии. В Альмуньекаре маргаритки и касатики зацветают уже в марте!

Хитрый паренек знает, что пожилые дамы неравнодушны к цветам.

Однако Аннелиза, намазывавшая толстым слоем масла с зеленым сыром крошечную посыпанную солью булочку, качает головой. Разумеется, я знаю, что за этим последует.

— И десятью лошадьми меня не затащить в самолет!

Кто бы сомневался, что в ответ Рикарда громко рассмеется.

— Ну а вы? — обращается она ко мне. — Тоже боитесь летать?

Это я-то, мечтавшая стать пилотом? А все-таки, как здорово было бы полететь на юг с Эвальдом, уж он-то способен насладиться полетом!

Моритц участливо справляется, не послужил ли причиной непереносимости полетов неприятный опыт попадания в турбулентность, но Аннелиза уклоняется от ответа.

— Ладно, давайте наслаждаться едой. Может, позже я раскрою тайну, почему мне так неприятны самолеты.

Баденское красное поразило нас изысканным вкусом, первые две бутылки мы выпили в один миг, и официант открывал для нас третью. Аннелиза вычерпывала ложкой вторую порцию пюре из каштанов, потому что Рикарда была сыта и отказалась от десерта. Я наблюдаю, как себя ведет за столом молодежь и задаю себе вопрос: почему родители не втолковали им, что салфетки служат не для декорации?

Чувство сытости приятно разливалось по телу, и мы, утомленные обильной трапезой, разговорились. Моритц вновь подкатил к Аннелизе с вопросом, отчего та боится летать.

— В этой истории нет ничего привлекательного, — отвечает она, и я напрягаю слух.

В последний год войны Аннелиза и я жили в разных местах, поэтому до сих пор я ничего не слышала о том, что ей пришлось пережить и что оставило в ее душе столь сильную психическую травму. В деревне с продуктами было получше, и ее мать перебралась с детьми в Эйфель. Однако даже там, в тихом краю, время от времени звучала воздушная тревога.

Горожан в тех краях не жаловали. Местные мучили чужаков на вспомогательных работах. Мать Аннелизы вкалывала на полях, а обеих ее дочерей каждый день посылали в лес с тележкой собирать хворост.

— Нагруженную тележку так тяжело толкать, что этот каторжный труд мы были готовы с удовольствием променять на школу. И все же по дороге успевали объедаться малиной и пели, — рассказывает Аннелиза. — Ведь дети не осознают всю тяжесть жизни в трудные времена. К шуму самолетов мы почти привыкли.

Однажды, собирая ягоды, они чуть не натолкнулись на человека, который жестко приземлился на краю заказника прямо перед ними. Его разорванный парашют запутался в ветвях высокой ели. Младшая сестренка от страха закричала и со всех ног бросилась домой. Аннелиза не побежала за ней, ее одолевало любопытство. Оставшись на месте, она слушала, что говорил ей солдат на чужом языке. У него, видимо, была сломана нога, из-за чего он не смог встать. Уже тогда Аннелиза была не из робкого десятка, и она решила выяснить, что за редкая птица залетела в их края и не следовало ли оказать помощь беззащитному врагу.

Аннелиза побледнела и замолчала. Мы приготовились услышать нечто страшное, например, что ее изнасиловали. Но нет, после паузы она продолжила.

В тот момент она заметила, что к ним приближаются старые мужики из деревни, вооруженные лопатами и вилами. Толпа выглядела настолько грозной, что Аннелиза решила на всякий случай спрятаться за поленницей. Из укрытия ей пришлось наблюдать, как мужики насмерть забили раненого летчика. Она не издала ни звука. Ее охватил смертельный страх при мысли, что ее как свидетельницу также подвергнут скорой расправе.

Неожиданно подруга разрыдалась, и я отвела ее в номер. Шестьдесят лет она хранила в себе эту историю, не смея никому рассказать.

Ночью меня разбудили стоны, — похоже, Аннелизе снились кошмары. Я щелкнула выключателем ночника и протерла глаза.

— Проснись, — говорю и мягко глажу подругу по плечу, — все это было давным-давно. Не надо чувствовать себя ответственной за это убийство, ведь ты была совсем ребенком!

— О, мой желчный пузырь! Мне кажется, я сейчас умру! — жалобно стонет Аннелиза.

Я в нерешительности, не знаю, что делать с человеком, когда его так сильно прихватило. Тут, пожалуй, требуется помощь профессионала. Но как только я потянулась к телефонной трубке, Аннелиза стала ворчать:

— Довольно, остановись! Не поднимай по тревоге врача! К счастью, я захватила с собой бускопан. Свечки действуют почти так же быстро, как и укол. Ты не посмотришь там, в красной кожаной коробочке?

Я не сразу нашла лекарство в ее чемодане. Под новым летним платьем лежали две жестяные коробочки. На этикетке одной была написано «Ромашка», на другой — «Мята перечная». Как тут не улыбнуться? А ведь я действительно думала, что Аннелиза возит с собой свою фирменную настойку из трав!