Почти библейский исход (СИ)

Планы опять-таки подверглись корректировке — доехав до стоянки, вылезли, и Тотти обратил внимание на тихое пение местного генератора. «Дыра — это нора!», как утверждал Винни-Пух. В смысле, электричество — это свет и наверняка работающий где-нибудь кондиционер! Так что плюнули на машины, поставили дам в известность и пошли искать прохладу.

Первые две двери в двухэтажке слева от въезда на территорию вели в производственный цех, по-видимому: здоровенные колонны, подпирающие крышу, ленты транспортёров, оборудование, мигающее разноцветными огоньками. И температурка в цеху явно ниже уличной! А вот третья дверь, для разнообразия — стеклянная до половины и открывающаяся внутрь, открывала вид на металлическую лестницу на второй этаж и комитет по встрече — четверых соскучившихся по живому мясу мертвяков. Блин, говно мы, а не вояки — неумелые, пугливые и невнимательные. И неэкономные — Тоттин автомат в две очереди выплюнул магазин, я от него не отстал, более-менее прицельно расстреляв боекомплект дробовика. Знатный итог — груда тухлого мяса, засыпанная стеклянным крошевом, в проёме полуоткрытой двери, и метрах в трёх от «места происшествия» — два перепуганных мужика, один белый, другой серый. Два зассавших гуся, блин! Серый магазин пытается в приёмник воткнуть, а белый, бросив дробовик, пистолетом трясёт… И к этой дискредитировавшей себя напрочь парочке несутся, бухая незавязанными ботинками, две амазонки в купальниках с автоматами наперевес.

Пока девушки добежали, Тотти автомат перезарядил, я пистолет убрал и даже успел дробовик поднять. А потом мы, уже багровеющие, не бело-серые, выслушали всё, что могут высказать две женщины проштрафившимся мужчинам об их умственных способностях, поступках и вообще обо всём на свете. А мы стояли, как два похмельных «митька», выдавая только «Дык!» и «Мля!» и ковыряли носками ботинок асфальт. А потом «красочные эпитеты и незатёртые метафоры» кончились. Можно было отправляться на второй этаж — остыть и перевести дух.

Занявшись расчисткой прохода к лестнице — протиснуться-то было можно, но как-то неприятно по телам лезть — я обратил внимание Тотти на какое-то бормотание, несущееся сверху. Тотти прислушался, проорал что-то на языке родных пальм и удвоил усилия.

— Ты чего?

— Там живой.

— Опа! Откуда?

— Не знаю.

Расчистив проход и вытащив тела на улицу, мы пригласили охранявших нас дам внутрь, в прохладу. Тотти шёл первым, периодически что-то крича на арабском и выслушивая ответы. Остановившись, проинформировал, что «нежданчик» нас с нетерпением ждёт, но выйти боится — мертвяки его за пять дней запугали.

Обошли все помещения, кроме двух: из окошка на двери первого на нас глядел нестарый, заросший равномерно — и голова, и лицо — пегой какой-то щетиной темнокожий «нежданчик», который уверил Тотти, что в соседнем кабинете никого нет. Из мертвяков наверху нашёлся только один, да и тот неполноценный какой-то. В помещении типа раздевалки, когда-то чистом, а сейчас напоминающим не слишком давно заброшенную мясобойню, на полу рядом с медицинской сумкой лежало мёртвое тело с мёртвоживой головой. Картинка, достойная пяти «лайков» — разбросанные бинты-шприцы-таблетки, запёкшаяся кровищща и неподвижное тело, лежащее на спине. И «живущая» самостоятельно, отдельно от него голова, щёлкающая челюстью, открывающая-закрывающая рот. Грустных усталых вивисекторов не хватает с фразой «На всё не хватило, оживили что смогли!» Родригес какой-то с Тарантино напополам. Неприятно-веселящая картина.

После того как Тотти ударом ноги привёл голову в соответствие телу, мы отправились знакомиться с найдёнышем.

После недолгого диалога Тотти и «найдёныша» тот скрылся из вида, зато из соседнего с его узилищем помещения донёсся скрежет и грохот. «Баррикаду разбирает?» — спросила Юля. Ответа не дождалась — ручка двери соседней комнаты пошла вниз, и дверь открылась.

«Найдёныша» как-то сразу стало очень много. Непрерывно что-то бормоча по-своему, он жал нам руки, кланялся, обнимал Тотти и меня, улыбался и опять жал руки. При этом благоухал он несвежим потом, нечистотами немного и совсем слегка — мертвяками. Суету эту оборвала Саша, вскинув автомат.

— Тамир! Переведи ему, чтобы встал у стены и развёл руки, а то выстрелю! Пётр! Осмотри! Юля — следи за лестницей!

— Саш! Не перебарщиваешь?

— Осторожных живых — больше, чем неосторожных! Ну!

Следов укусов на арабе не нашлось, зато из всхлипываний выяснилось, почему мертвяками от него попахивало — он одного в плен взял! Оставив Сашу с Юлей сторожить лестницу и найдёныша, мы с Тамиром вломились в кабинет местной «шишки». В стене, отделяющей кабинет от соседней «кладовки» зиял неаккуратный пролом. Зайдя в него, мы обнаружили за дальним от пролома стеллажом бак с крышкой — самопальный сральник, и эдакую «гусеничку» — слабо шевелящееся тело, замотанное в плёнку и скотч.

Чуть позже, сидя кто на диване, кто на стульях и слушая рассказ представившегося Азизом «найдёныша» в переводе Маршака, тьфу, Тотти, мы переглядывались с чрезвычайно офигелым видом. Вот же выпало ему!