- Люсь, сдурела что ли? – перевернувшись на другой бок и, не теряя надежды ещё раз увидеть секретаршу, закрыл глаза. Но его мечты остались мечтами, голос жены с визгливыми нотками прогнал остатки сна.
- Паш, вставай! К тебе пришли.
- Какого... - Он с трудом проглотил готовые сорваться с языка ругательства, не хватало ещё потратить законный выходной на выяснение отношений. - Кто пришел?
Жена, приготовившаяся к ругани и не ожидавшая, что муж так быстро сдастся, пару раз моргнула.
- Назим.
Чертыхнувшись, участковый понял, что отвертеться не получится. Назим – это ежемесячная прибавка к зарплате и ссориться с ним не стоило.
Зевая и шлепая задниками тапок по голым пяткам, Павел Семеныч появился на кухне.
Назим сидел с потерянным видом и грустно смотрел в чашку с чаем. Увидев в дверном проёме Павла, он вскинулся и, подскочив, забегал по кухне.
- Семеныч, пойдем Равиза арестовывать! Он, собака, мне всю торговлю испортил. Если он сейчас товар не вернет, я его зарежу, мамой клянусь.
Павел присел на табуретку и налил себе чаю. Поведение немолодого уже торговца было необычным. Таким его участковый никогда не видел.
- Сядь, не суетись. Скажи толком, что случилось?
Назим тяжело опустился за стол, хлебнул чаю.
- Семеныч, этот ишак украл мои ёлки.
В голове участкового что-то тихо щелкнуло. Воображение нарисовало ему маленького ослика, который, вцепившись зубами в верёвку, тащит за неё связку ёлок. Вздрогнув, Семёныч мотнул головой и посмотрел на Назима.
Тот взял себя в руки и начал рассказывать. Через полчаса они вышли из дома и направились к рынку.
Площадка, обнесенная забором, была пустой, вокруг неё валялось несколько веточек.
- Вот видишь?!
Назим нарезал круги по площадке, утрамбовывая и без того утоптанный снег.
- Видишь?! Ничего!!! Скоро праздник, а ёлок нет! Как я людям в глаза смотреть буду?!
Семеныч огляделся. Он постепенно начал понимать весь масштаб катастрофы. Ёлок нет. Новых привезти не успеют и, значит, праздник будет испорчен. Детский сад и школа тоже останутся без ёлок. Павел, представив глаза детей, наполненные слезами, поёжился. Местный массовик-затейник окажется без работы. Вокруг чего он будет водить хороводы? Вокруг председателя? И ещё участковый подумал, что в этом году он с сынишкой не сможет нарядить ёлку, и первого января сын не полезет под неё за подарками, потом представил лицо жены. Павел зажмурился, мотнул головой, прогоняя видение, и, с утроенной энергией, стал осматривать место преступления. Но все следы затоптал Назим, который продолжал метаться по площадке, как лев в клетке. Семёныч отловил торговца, в очередной раз обходящего свои разоренные владения, и развернул к себе.
- Слышь, Назим, а сторож твой где?
- Сторож? - Тот пару минут смотрел на участкового, а потом бодро посеменил к «Жигулям», стоящим за забором.
Резко отрыл дверь, поморщился от запаха и потряс за плечо лежащего на сидении мужчину в тулупе.
- Вставай, сын шакала! – «Сын шакала» не подавал признаков жизни и, казалось, не дышал. Назим резко побледнел. – Семёныч!
- Что там?
- Тут, похоже, труп, – Назим показывал пальцем в машину и трясся.
Павел, вытаскивая телефон и роняя перчатки в снег, подбежал к машине. В этот момент «труп» громко всхрапнул и попытался перевернуться на бок.
- Совсем с ума сошел, - облегчено выдохнул участковый. - Эй, ты! – он сильно дернул за воротник тулупа, и сторож по пояс вывалился из двери. Семёныч и Назим подхватили его под руки и выволокли из машины на снег.
Сначала он лежал неподвижно, лицом вниз. Потом, кряхтя и дыша перегаром, тело в тулупе встало на четвереньки, мотнуло головой и, шатаясь, выпрямилось в полный рост. Посмотрев в лицо сторожу, участковый узнал местного дедка, Василия Степановича. Он жил в частном доме недалеко от рынка, на котором подрабатывал к пенсии, характер имел незлобивый, никогда не отказывался помочь, за что и был любим всеми местными бабульками.
Назим коршуном кинулся на Степановича и, вцепившись в многострадальный воротник тулупа, начал трясти, приговаривая.
- Кто, кто, кто это сделал?!
Василий мутным взглядом обвел площадку, на которой ещё вчера вечером стояли ёлки, его глаза понемногу стали обретать осмысленное выражение, а потом в них мелькнул ужас.
- Ну...ить...где? - Широким взмахом руки, обведя пространство перед собой, резко бледнея и трезвея на глазах. - Это ж сколько я спал? – в голосе послышалась паника, грозившая перейти в истерику.