Почти детективная история (только для женщин!)

На кафедре я никому об этом не говорила, как не говорила ни о своем «красном дипломе», ни о напечатанных научных статьях в сборниках моей «Alma mater» – это когда я занималась в НСО (научно-студенческом обществе) и мечтала стать знаменитым биохимиком. И «красный» диплом, и научные работы были предметом моей тайной гордости. Теперь к чему было это вспоминать? Жизнь повернулась так, что все это ушло в прошлое… Никому я не рассказывала о своих «семейных корнях»: о родителях, имеющих высшее образование и бывших, в свое время, уникальными специалистами, долго и трудно работавшими на благо страны и потерявшими на этой работе свое здоровье, о бабушке, которая еще до революции была одной из первых женщин, получивших высшее образование, о деде-профессоре, который был репрессирован в 30-х годах и которого я видела только на сохранившихся старинных фотографиях. Врачом, по женской линии, я стала, получается, уже в третьем поколении! Это тоже было предметом моей тайной гордости. Родили меня поздно, и теперь, волей-неволей, главой семьи стала я… Я привыкла полагаться только на свои силы. Да. Никто ничего обо мне на кафедре не знал – «серая мышь», и только!

А жизнь на кафедре, та, закулисная, оказалась довольно бурной. Незадолго до начала моей ординатуры на кафедру был назначен новый профессор. До этого года два кафедру, как и.о., возглавлял доцент. Ему обещали, что после защиты докторской диссертации он останется на кафедре профессором и заведующим кафедрой. Его докторская была уже «на носу» – оставалось каких-то три месяца. Но где-то кому-то он не угодил. Поговаривали – самому ректору. Защиту «отодвинули» и пригласили готового профессора из какой-то там «тьму таракани». Этот профессор был пришлый, чужой, и сразу же на кафедре образовалось две партии: партия доцента и партия профессора, откровенно враждовавшие между собой.

Я, «пришлая и чужая», сама того не желая, оказалась в партии профессора. Все (за глаза) звали его С.С. (Семен Семенович). На фоне доцента он явно проигрывал – небольшого роста, некрасивый, невзрачный, с блеклыми серыми глазами и жидкими волосиками неопределенного цвета, тихим голосом и плохой артикуляцией, с суетливыми и дёрганными движениями неврастеника.

С.С. скорее походил на бухгалтера в какой-нибудь затрапезной конторе, чем на профессора. Сходство усиливалось еще нарукавниками, которые он надевал на рубашку. Эти нарукавники постоянно высовывались из-под белоснежного профессорского халата и придавали ему нелепый вид. Приехал он без семьи, быт его был неустроен, и он, видимо, очень дорожил чистотой манжет на своих рубашках, которые некому было стирать. Лекции он читал плохо, неинтересно, вгоняя студентов своим монотонным голосом в сон. Они на его лекциях откровенно спали. Записать его лекции было невозможно. Никто и не записывал, тем более то, о чем он говорил, спокойно можно было прочитать в учебнике. С.С только повторял и перефразировал уже написанное. Сотрудники кафедры, которые обязательно должны были присутствовать на лекции, тоже откровенно позевывали и скептически переглядывались, особенно, конечно, из партии «доцента». Сам же доцент на эти лекции демонстративно не ходил. После появления С.С. он был вынужден освободить профессорский кабинет и теперь расположился вместе со всеми, в ассистентской. Его «партия» (из уважения) сумела сделать там перестановку и расставить столы сотрудников так, что угол, где находился стол доцента, был как-бы отгорожен стеллажами и шкафами. Получилось подобие отдельного кабинета. Но это положение явно угнетало и злило доцента.

Вот в этом углу он и отсиживался во время лекций С. С. или уходил, на консультации тяжелых больных, в разные отделения больницы. Там его всегда ждали. Он с блеском разбирал все непонятные случаи, помогал врачам правильно назначить обследование и лечение. «Клиницист» он был «от Бога», и рядовые врачи его «боготворили». Его диагнозы подтверждались, назначенное лечение помогало, больные выздоравливали. Он спас многих пациентов и, недаром, был очень популярен. На консультации к нему записывались со всего города за два-три месяца от высокого начальства до простых работяг. Он не делал разницы между этими категориями. Консультации проводил совершенно бесплатно. Но тогда, когда не мог разобраться сам, честно в этом признавался и собирал «консилиум» из ведущих специалистов. Профессиональный апломб был ему совершенно чужд.

Обходы профессора и его консультации, которые он проводил очень редко, врачи игнорировали. Его осторожные и обтекаемые формулировки: «можно предположить», «нельзя исключить» – доверия не вызывали. Было видно, что он попросту боится тяжелых больных. Диагност он был никудышный. В больнице его не уважали…