– Анастасия Андреевна, значит, приходила?
– Но это не секрет. Она и сама об этом говорила.
Ромка заглянул в кабинет. Помощница Павла Петровича оживленно беседовала с кем-то по телефону. Он увлек сестру в самый дальний угол, где на полу стоял новый горшок с цветком, похожим на дерево.
– Говорить-то говорила. Она не могла об этом не сказать, раз ее Игорь видел. Хитрая какая! Но я ее перехитрю. Слышь, Лешка, мне все же кажется, что не случайно мы ее прощупать не смогли. А давай знаешь что сделаем? Привезем сюда Олю, вот что. Она захватит с собой какую-нибудь картину, что и будет предлогом. Представляешь, что будет? Она подойдет к ней и скажет: «Здравствуйте, Инна Николаевна». И все откроется.
Ромка говорил тихо, но неожиданно оказавшийся рядом Богачев его услышал:
– Что откроется?
– А то, что ваша помощница и увела копию. Она была здесь вчера в половине второго, а больше подозревать некого. Кроме тети Тани, конечно, – сделав жест в сторону подсобки, пошутил юный сыщик.
– Не смеши, – поморщился Павел Петрович. – Я теперь стал думать, что подмена произошла задолго до половины второго. В одиннадцать утра я Игоря отпускал на полчаса, людей было много, наверно, сам и не доглядел. Но уже завтра здесь установят новейшую технику слежения, так что никакой вор нам будет не страшен. А тебе еще раз спасибо. Но только Анастасия Андреевна этого не делала, – еще раз повторил галерист и даже улыбнулся. Видимо, не мог представить своего бывшего преподавателя в роли похитительницы картин.
Ромка, однако, своего мнения не изменил и от намерения разоблачить Анастасию Андреевну не отказался. Он незаметно заснял ее на свой мобильник, и вновь им с Лешкой предстояла тряска от станции метро «Комсомольская» до «Библиотеки имени Ленина», затем пробежка по длиннющему подземному переходу. И вот он, Старый Арбат. Вскоре они оказались возле Олиного стенда.
– Привет! – еще издали крикнул Ромка девушке, а подойдя ближе, показал ей мобильник: – А эта женщина тебе не знакома?
Оля внимательно вгляделась в снимок.
– Лицо ее мне кого-то напоминает. А в общем-то… Нет, я ее не знаю.
– Но сама говоришь, что она тебе кого-то напоминает! – воодушевился Ромка и озабоченно спросил: – Тебе еще долго тут торчать?
– До вечера, а что?
– Мы хотим раскрутить тебя сразу на два дела. Чтобы ты какую-нибудь свою картину хозяину галереи показала, ну и заодно посмотрела на нее вблизи. Вдруг это и есть твоя Инна Николаевна, только сильно замаскированная?
Оля с сомнением покачала головой и обвела руками свой стенд:
– А как же я все это оставлю?
Ромка, не задумываясь, ткнул в сестру пальцем:
– А Лешка на что? Пусть она здесь постоит. Может, и продаст чего.
Оля, вздохнув, подала Лешке толстую тетрадь:
– Здесь на всякий случай цены на картины. Но, главное, никуда не отходи и следи, чтобы со стенда ничего не пропало.
– Торгуй хорошо, – напутствовал сестру Ромка.
– Постараюсь, – кивнула Лешка, но, когда они ушли, заволновалась. Что ей делать, как продавать картины? Просто стоять и молчать? А равнодушная толпа будет течь мимо, не глядя на все эти шедевры?
Чтобы привлечь внимание потенциальных покупателей, она выбрала один, на ее взгляд самый лучший, пейзаж, и взгромоздила его на верх стенда, удерживая снизу обеими руками. Но вскоре устала так стоять. Тогда она прижала пейзаж к себе, как Катька картину Софьи на фотографии в газете, и изобразила на лице такую же ослепительную улыбку. Постояв так некоторое время и не дождавшись никакого результата, Лешка вернула картину на место, мучительно соображая, что предпринять еще.
И вдруг, откуда ни возьмись, к ней подошел пожилой дядечка в сером костюме. Он взглянул на нее, потом на картины живыми черными глазами и что-то сказал по-английски, да так быстро, что Лешка ничего не разобрала и лишь на всякий случай утвердительно кивнула.
– How much is this picture? – поинтересовался затем иностранец и указал пальцем на тот самый пейзаж, которым она только что манипулировала.
Лешка прекрасно поняла, что этот дядечка спрашивает у нее, сколько стоит эта картина. В школе она с легкостью бы ответила на такой вопрос, но сейчас попросту онемела, язык у нее прямо-таки присох к нёбу. Лешка беспомощно посмотрела на иностранца, потом кивнула опять и заглянула в тетрадку, которую ей оставила Оля. Там было написано: «пейз. с сосн. – 1800». Это означало, что пейзаж с сосной следовало продавать за одну тысячу восемьсот рублей.
Она перевела глаза на картину. Пейзаж ей очень нравился, а цена – нет.
– Три тысячи, – заявила она и показала три пальца, а затем большой и указательный согнула в кольцо и потрясла ими перед дядечкой.
– Good, good, – пробасил он и, протянув Лешке три зеленые бумажки, убрал с ее плеча волосок, а потом сам снял со стенда картину, взял ее под мышку и пошел прочь.