Почти идеальное ограбление

Знаменитая ныне художница полулежала, опираясь на подушки. Возле нее стояла отключенная капельница и еще какие-то приборы, но Софья улыбалась, и Лешке очень понравилось ее открытое лицо с широко расставленными карими глазами, контрастирующими с густыми светлыми волосами.

Арина поставила в вазу большую пунцовую розу, выложила на тумбочку фрукты. Для Ромки нашелся стул, а Лешка с Ариной умудрились поместиться на краешке узкой кровати.

– Это, как ты догадываешься, и есть мои друзья Рома и Оля, – представила Арина брата с сестрой своей подруге. – Они вчера были в гостях у Анастасии Андреевны. Я и сама не знала, что новая помощница Павла – та самая Старилова, твой любимый педагог.

– Она вам привет передает, а сама сегодня в Брест к родственникам уезжает, а как вернется, к вам придет, – вставил Ромка.

– Она мне звонила, – снова улыбнулась Софья. – Я ее очень люблю, Анастасия Андреевна – золотой человек.

– Они мне всю дорогу об этом твердили, – сказала Арина и обратилась к Ромке: – Но как вы оказались у нее дома? И что у тебя с руками?

Брат с сестрой переглянулись.

– Чего уж тут скрывать! – прошептал Ромка. – Давай расскажем.

И они выложили подругам историю «разоблачения» Анастасии Андреевны, начав с того момента, как Ромка пришел к выводу, что новая помощница Павла Петровича и есть та самая элегантная самозванка, о которой им сообщила Оля, а толстой только прикидывается. И как он разработал план прощупывания ее боков, и худо-бедно они его осуществили. Но поскольку при всех стараниях и ухищрениях добраться до ее тела им так и не удалось, то подозрение никуда не делось, а после подмены еще одной картины, наоборот, лишь усилилось. И как потом Ромка уговорил Олю съездить в галерею взглянуть на Анастасию Андреевну, а Лешка осталась на Арбате продавать картины, причем проделала она это просто отлично, заработав кучу денег. А вот Ромке с девушкой Олей не повезло: помощницы Павла Петровича на месте не оказалось. Поэтому им с Лешкой пришлось ехать к ней домой, и вот там-то Ромка и умудрился упасть с балкона. Но своего они все-таки добились, Анастасию Андреевну ущипнули, и выяснилось, что никакая она не преступница и никаких картин не похищала. И мама их то же самое подтвердила. А еще они поняли, что тетка она, в общем-то, очень хорошая и добрая.

Арина хохотала от всей души, а Софье от смеха чуть не стало плохо. Она прижала к животу забинтованную руку и взмолилась:

– Хватит, ну пожалуйста, не могу больше! Мне же больно смеяться.

– Вам смешно, – недовольно нахмурился Ромка, – а надо плакать. Ведь мы так и не нашли ту элегантную тетку, которая косит под Инну Николаевну. Может, все-таки это Игорь? Не сам, конечно, а с какой-нибудь своей подругой. Он один там в компьютерах сечет, и возможностей у него больше всех было.

Но Арина лишь махнула рукой:

– Чепуха, Игорь хороший парень.

А Софья сдвинула брови:

– Расскажите-ка мне поподробнее об этой неуловимой мошеннице.

– Да мы ее только по Олиным рассказам себе представляем. Худая, элегантная, хорошо одетая, сильно накрашенная, пожилая, с маленьким шрамом на лбу, – отчеканила Лешка. – Ну, и еще она художница.

– И с вами, наверно, знакома, поскольку в вашей манере рисует, – подсказал Ромка и попросил: – Вспомните, пожалуйста, всех своих пожилых и элегантных знакомых.

– Со шрамом, пожилая, рисует… – Софья задумалась. – Под твое описание разве что Оксанина мать подходит, Татьяна Яковлевна. Но как бы она могла незаметно сделать копию и подменить картину? Нет, этот вариант отпадает.

– А где она живет? – насторожился Ромка.

– Не знаю. Она некоторое время назад обменяла свою квартиру, и новый ее адрес мне неизвестен. Погодите-ка. Ариша, подай мне, пожалуйста, карандаш и бумагу.

Арина нашла в тумбочке большой альбом, открыла его и поднесла Софье. Художница, с трудом удерживая карандаш пальцами левой руки – правая у нее пока находилась без движения, – тем не менее умудрилась довольно быстро набросать портрет пожилой женщины с глубоко посаженными пронзительными глазами и гордо поднятой головой. Такая царственная осанка была разве что у Анны Ахматовой: Лешка не раз видела ее фотографии в маминых поэтических сборниках.

– Вот это, – сказала Софья, – мать Оксаны Ермаченко. А больше я никого не могу припомнить.

Рисунок дался художнице с трудом, и она, побледнев, откинулась на подушки. Лешка взяла у Арины альбом.

– Кого-то она мне напоминает. Рома, а тебе?

Ее брат мельком взглянул на лист и мотнул головой:

– Мне – нет.

– Ой, а я ее где-то видела, и совсем недавно. Вот где только?

Лешка вертела портрет и так, и эдак. К ней подключилась Арина и внимательно вгляделась в рисунок.

– Мне кажется, я тоже ее знаю. Но откуда?

Лешка стала вспоминать, она даже зажмурилась от усердия.

И вдруг перед ней всплыл вагон метро и в нем женщина с высоко поднятой головой, усаживающаяся на освободившееся место.

– Тетя Таня! – вскричала она.

– Ну да, тетя Таня, – устало кивнула Софья.

– А я и говорю: тетя Таня. Рома, это тетя Таня, понимаешь?!

Ромка схватил альбом.