Почти как люди

– Старик? – спросил он.

Я ответил, что он самый.

– Видно, собирается как следует выпотрошить меня. Допрос третьей степени, с применением пыток.

Такая уж была у Старика манера. И вовсе не потому, что он нам не доверял. Не потому, что считал нас идиотами или портачами или подозревал, что мы что-нибудь замалчиваем. Мне думается, это в нем говорил газетчик – его толкала на это неодолимая тяга к выяснению подробностей, надежда на то, что, беседуя с нами, он выудит нечто ускользнувшее от нашего внимания: промывка грубого песка фактов в поисках крупиц золота. Мне кажется, что благодаря этому он проникался чувством собственной значимости.

– Какой ужасный удар, – посетовал Гэвин. – Потерять такой жирный кусок. Наверно, тот парень, что ведет счета в отделе рекламы, сейчас в каком-нибудь темном углу перепиливает себе горло.

– Удар не только для нас, – добавил я. – Но и для всего города.

«Франклин» был не только торговым центром. Тщательно причесанные чопорные старые леди в опрятных костюмах регулярно устраивали в чайной комнате на седьмом этаже скромные пиршества. Домашние хозяйки, отправляясь за покупками, неизменно встречали у «Франклина» своих старых приятельниц и останавливались поболтать в проходах между прилавками. Там устраивались художественные выставки, читались лекции на возвышенные темы – короче, использовались все приманки, которые для американцев являются критерием изысканного вкуса. Для представителей всех классов, независимо от их образа жизни, «Франклин» был рынком, местом встреч и своего рода клубом.

Я поднялся из-за стола и пошел по коридору к кабинету босса.

Его зовут Уильям Вудро Мэйнард, и он неплохой малый.

У него в кабинете сидел Чарли Гендерсон, ведавший рекламой розничной торговли, и вид у обоих был встревоженный.

Старик предложил мне сигару из большой коробки, стоявшей на краю стола, но я отказался и опустился на стул рядом с Чарли – лицом к Старику, который восседал за столом.

– Я звонил Брюсу, – сказал Старик, – и он разговаривал со мной без особой охоты. Я бы даже сказал, уклончиво. Он не желает обсуждать эту тему.

– Естественно – заметил я. – На-моему, это потрясло его не меньше, чем нас.

– Я тебя не понимаю, Паркер. Почему вдруг это должно было его так потрясти? Ведь наверняка он лично вел переговоры и заключил сделку о продаже.

– Речь идет о закрытии универмага, – пояснил я. – Если не ошибаюсь, мы сейчас говорим именно об этом. Мне кажется, Брюс не знал, что новый владелец собирается закрыть универмаг. Уверен, что, заподозри он что-нибудь подобное, сделка бы не состоялась.

– Что навело тебя на эту мысль, Паркер?

– Выражение лица Брюса, – ответил я. – В тот момент, когда Беннет объявил, что универмаг будет закрыт. На его лице было написано изумление, возмущение, гнев и, пожалуй, даже отвращение. Как у человека, у которого четыре короля выпали против четырех тузов.

– Но он ведь промолчал.

– А что он мог сказать? Он заключил сделку, и универмаг был уже продан. Едва ли ему когда-нибудь приходило в голову, что кто-то может купить процветающее предприятие и тут же его закрыть.

– Верно, – задумчиво проговорил Старик, – все это как-то не вяжется.

– Не исключено, что это всего лишь рекламный трюк, – предположил Чарли Гендерсон. – Не более чем крючок для публики. Нельзя не признать, что за всю историю своего существования «Франклин» никогда не пользовался такой популярностью, как после сегодняшней пресс-конференции.

– «Франклин», – твердо сказал Старик, – никогда не гнался за рекламой. Он в ней не нуждается.

– Через день-два, – не сдавался Чарли, – будет во всеуслышание объявлено, что универмаг опять открывается. Новое правление объяснит, что оно приняло во внимание протест общественности, которая потребовала, чтобы универмаг продолжал функционировать.

– У меня на этот счет другое мнение, – возразил я и в ту же секунду сообразил, что мне следовало бы придержать язык. У меня ведь не было никаких доказательств, только какое-то интуитивное предчувствие. От всей этой сделки разит липой. Я готов был поклясться, что за ней скрывалось нечто большее, чем простая мистификация, которую на досуге измыслил какой-нибудь агент по рекламе.

Но никто из них не поинтересовался, почему я с ними не согласен.

– Паркер, – спросил Старик, – нет ли у тебя какой-нибудь мыслишки по поводу того, кто может стоять за этой сделкой?

Я покачал головой.

– Беннет отказался назвать нового владельца. Универмаг: здание, товары, репутация, связи – был куплен каким-то человеком или группой людей, которых этот Беннет представляет. Универмаг закрывается. Никаких объяснений, почему он закрывается. Ни звука о том, будет ли использовано здание для каких-нибудь других целей.

– Не сомневаюсь, что его допрашивали с пристрастием.

Я кивнул.

– И он ничего не сказал?

– Ни полслова, – ответил я.

– Странно, – произнес Старик. – Тут сам черт не разберется.

– А этот Беннет? – спросил Чарли. – Что ты о нем знаешь?

– Ничего. О себе он сказал только, что является представителем покупателя.

– Ты уже, конечно, пытался выяснить, кто он, – сказал Старик.