Почти как люди

Я взглянул на часы – было уже начало шестого. По мостовой мчался поток машин: люди торопились домой, и лавина уличного движения неслась на запад, к двум главным шоссе, одно из которых вело к новому району гигантских жилых комплексов, а другое – в тихие, уютные пригороды с затерявшимися среди холмов и озер домиками.

Солнце село, и наступил как раз тот момент, когда день начинает угасать, а сумерки еще не наступили. Самое прекрасное время дня, подумал я, для тех, кого ничто не тревожит, у кого спокойно на душе.

Я медленно шел по улице, неторопливо помешивая варившееся у меня в мозгу подозрение. Не очень-то оно мне нравилось, но оно было, а долгий опыт научил меня не пренебрегать подозрениями. Слишком уж много их оправдалось на моей памяти, чтобы смотреть на них сквозь пальцы.

Я отыскал скобяную лавку и, чувствуя себя преступником, купил алмаз для резки стекла. Положив алмаз в карман и снова вышел на улицу.

Сейчас пешеходов поприбавилось, и еще больше машин сигналило на мостовой.

Я стоял под самой стеной дома, а мимо валил нескончаемый людской поток.

А не послать ли все это к черту? – подумал я. Не лучше ли просто пойти домой, переодеться и через часок заехать за Джой?

Меня одолели сомнения, и я чуть было действительно не послал все к черту, но что-то меня остановило какое-то странное, грызущее душу беспокойство.

На улице показалось такси, прижатое другими машинами к самому тротуару. Движение остановилось на красный свет, и вместе с ним почти напротив меня остановилось и такси. Увидев, что оно свободно, я не дал себе ни секунды на размышление. Я шагнул к обочине, и шофер, заметив меня, распахнул передо мной дверцу.

– Куда поедем, мистер?

Я назвал перекресток – поблизости от «Мак Кендлесс Билдинг».

Вспыхнул зеленый свет светофора, и такси тронулось с места.

– А вы не обратили внимания, мистер, – начал шофер, завязывая разговор, – что весь мир катится в преисподнюю?

10.

«Мак Кендлесс Билдинг» оказался в точности таким, каким он мне представлялся и какими были все старые, бурого цвета здания – пристанища разного рода контор и учреждений.

В коридоре третьего этажа было пусто и тихо; в конце его сквозь окна пробивался вялый свет умирающего дня. Ковер был вытерт, стены в пятнах, а панели, несмотря на все свое былое великолепие, выглядели обшарпанными и жалкими.

Двери контор были из матового стекла, и на них шелушились от времени облезлые золотые буквы названий фирм. Я заметил, что, кроме старинных замков, вделанных в ручки, каждая дверь была снабжена еще одним, отдельным запором.

Я прошелся по коридору, желая убедиться, что тут никого нет. Судя по всему, конторы уже опустели. Наступил вечер пятницы, и вряд ли кто из служащих задержался бы сверх положенного в канун уикэнда. А для уборщиц было еще слишком рано.

Контора «Росс, Мартин, Парк и Гоубел» находилась почти в самом конце коридора. Я подергал дверь, но, как я и полагал, она была заперта. Тогда я достал алмаз и принялся за дело. Работа была не из легких. Когда режешь стекло по всем правилам, его следует положить горизонтально на плоскую поверхность и обрабатывать сверху. Такой метод дает вам возможность – если вы достаточно аккуратны – все время нажимать на стекло с одинаковой силой, и тогда алмаз оставит на нем борозду. А здесь я пытался резать стекло, стоявшее на ребре.

Возился я довольно долго, но в конце концов все-таки умудрился провести на стекле борозды, после чего спрятал алмаз в карман. С минуту я прислушивался, желая окончательно увериться, что в коридоре пусто и никто не поднимается по лестнице. Потом двинул локтем в стекло – очерченный алмазом кусок его раскололся, но не вылетел, удержавшись в дверной раме. Я снова пустил в ход локоть – теперь стекло разбилось вдребезги, и в комнату посыпались осколки. Отверстие величиной с кулак оказалось как раз над замком.

Стараясь не порезаться острыми осколками стекла, торчавшими из рамы, я осторожно просунул в пробоину руку, нащупал круглую головку замка, повернул ее, и замок открылся. Другой рукой я повернул наружную ручку, нажал на дверь, и она поддалась, Я вошел в комнату, закрыл за собой дверь и, скользнув вдоль стены, остановился и замер, прижавшись к стене спиной.

И вдруг я почувствовал, как волосы у меня на голове становятся дыбом и бешено колотится сердце: в комнате стоял тот же запах – запах лосьона, который исходил от Беннета. Впрочем, скорее это был лишь слабый намек на запах: так пахло бы от человека, который пользовался этим лосьоном утром, а вечером повстречался бы мне на улице – и я бы его сразу узнал. Я снова попытался определить этот залах и снова потерпел неудачу: мне не с чем было его сравнить. Я ни разу в жизни не встречал подобного запаха. Он не был неприятным, вернее – каким-то особенно неприятным, но мне он был совершенно незнаком.