Почти как мы. Вся правда о свиньях

Словесных оскорблений тоже не жалели. Евреев и их отношение к свиньям поносили с церковных кафедр и в богословских сочинениях по всему континенту. И мало кто обладал таким пылким антисемитским запалом, как Мартин Лютер: «Вы недостойны и лицезреть Библию, не говоря уже о том, чтобы читать ее. Вам лишь пристало читать ту библию, что под хвостом свиньи, и впитывать буквы, капающие оттуда»[130]. В обществе тех времен свинья к тому же стала расхожей просторечной антисемитской метафорой. Вполне возможно, что отдельные устойчивые выражения, связанные со свиньями, которые мы продолжаем использовать и сегодня, представляют собой отголоски той закоренелой ненависти к евреям.

В последнее время многие ортодоксальные иудеи спрашивают, почему немало евреев – после всей боли и страданий, которые вынес народ из-за свиней, – стали добровольно есть их мясо. Израильский историк из Тель-Авивского университета Гиора Гудман считает, что ответ заключается в следующем: сначала просто хотелось есть, потом вкус распробовали, а затем научились на свинине зарабатывать[131].

В первые годы после образования Государства Израиль в 1948 г. в стране существовал дефицит, во всем приходилось ужиматься, а мяса было не достать. Как и их предки в древности, обитатели социалистических кибуцев поняли, что выращивание свиней дает простой и верный доступ к белковой пище. Поначалу свининой кормились отдельные семьи, но производительность росла, люди стали объединять усилия, и постепенно созрела идея вывести собственную «сионскую» породу[132]. Светские евреи, конечно, понимали всю неоднозначность предприятия, поэтому племенных свиней ввозили в страну контрабандой под кодовыми названиями «белый медведь» и «карликовая овца». Впрочем, за несколько лет производство настолько расширилось, что скрывать его уже не получалось[133]. Раввины, разумеется, не одобряли любое дело, связанное со свининой, и осуждали всякие попытки разводить запретное животное на Святой земле. В 1960-е гг. вопрос, наконец, должен был решить израильский парламент кнессет. Премьер-министр Давид Бен-Гурион сам симпатизировал кибуцам, но потерял большинство в парламенте. Под давлением ортодоксальных иудеев в 1961 г. он внес проект закона, который, как показало время, оказался самым радикальным и спорным решением, касающимся религии, которое когда-либо принимал кнессет[134]: на израильской территории свиньи попадали под запрет. Тех же, что уже находились там, предписано было изъять, усыпить и утилизировать.

С исполнением мер тянуть не стали. Процесс пошел быстро, и в короткие сроки было уничтожено 70 % поголовья свиней в стране. И тут инспекторы приехали в христианский женский монастырь с собственным свинарником в пригороде Иерусалима. Стало ясно, что власти столкнулись с религиозным учреждением, за которым стояла большая сила, а ортодоксальное крыло это в достаточной мере не учло. Хотя иудаизм – религия большинства жителей Израиля, в мире его влияние не сопоставимо с христианским. Когда настоятельница монастыря узнала, с чем пришли проверяющие, она недвусмысленно заявила: «Я настрою против вас весь мир, если за угрозами последует их исполнение»[135]. Монахини готовы были устроить Израилю дипломатический скандал. В правительстве созвали внеплановое совещание по «свиному кризису», по итогам которого пришли к компромиссу: чтобы избежать подобных конфликтов в дальнейшем, выращивание свиней останется законным в областях с преимущественно христианским населением. И снова политики не смогли просчитать последствия своих решений. Когда свиней вывезли в «христианские районы», быстро выяснилось, что там проживает большое количество мусульман, которые к свиньям относятся не сильно лучше иудеев. Снова чьи-то религиозные чувства задевались, но и тут компромисс не заставил себя ждать: свиноводством разрешили заниматься только на полностью закрытых предприятиях.

Хотя в последующие годы в вопросе о свиньях воцарилось спокойствие, это вовсе не означало, что политики про них забыли. Когда консерватор Менахем Бегин занял пост премьер-министра в 1977 г., многие сочли, что наступает новая эра. В кибуцах опасались, как бы судьба свиноводческих ферм на израильской земле снова не оказалась на волоске. Надежда теплилась благодаря назначению на должность министра торговли и промышленности Ариэля Шарона. Ему самому было по вкусу «белое мясо», что пришлось весьма кстати[136]. Когда Шарон заступил на новый пост, он первым делом отправился к свиноводам, заверив, что полностью поддерживает их. В кибуцах вздохнули с облегчением, но безмятежность продлилась недолго.