Почти как в кино

– Мда… – протянул я. – Весело живешь. Погодите, в машине вроде еще наливка клюквенная оставалась. Сейчас вернусь.

* * *

Упиваться до состояния кондиции я не стал. Оставив ребят растапливать баньку, уселся в «Форд» и поехал к местному доктору. Поехал – громко сказано, приземистое здание участковой больницы находилось практически за поворотом, на улице Боровой. Машину я взял, чтобы после процедур заехать к Рентгену, устроившемуся со своими бойцами подальше, на Березовой. В поселке я ориентировался благодаря «2ГИСу» на телефоне, мысленно благодаря себя за то, что скачал когда-то не только карту Красноярска, но и его окрестностей. Понятно, что спутниковая навигация приказала долго жить, но, если не страдать врожденным топографическим кретинизмом, сличить карту с местностью на самом деле довольно просто.

В приемном покое, помимо дежурной медсестры, скучали двое солдат. Судя по тощим лицам и плохо подогнанной экипировке – срочники, однако оба с автоматами и, кажется, не особо рады моему появлению.

– Сестричка, здравствуйте, – улыбнулся я. – Мне бы к хирургу попасть на прием.

– Всем бы к хирургу, – устало ответила девушка и посмотрела на меня. – Что у вас?

– Плечо зашить очень хотелось бы, – я снова улыбнулся и, достав из кармана горсть заранее реквизированных у Саныча конфет, положил к ней на стол. – Болит зараза, сил нет.

– Слава Богу, что не в ожоговое, – выдохнула медсестра и слегка улыбнулась в ответ, увидев гостинец. – Подождите минуту, сейчас к Сергею Борисовичу схожу.

– Так ведь не положено, Ольга Степановна! – Возмутился один из солдат. – Прапорщик Градский сказал – только экстренных!..

Вот ведь паразит! Я покосился на плечо и хмыкнул: из под лямок «разгрузки» торчали погоны с заботливо нарисованными Сашей звездочками прапорщика.

– Товарищ рядовой, я не понял! – Грозно заявил я, пытаясь копировать интонации своего армейского старшины. Несмотря на то, что срочную я проходил больше десяти лет назад, получилось довольно удивительно. – Фамилия как?

– Рядовой Чернышев, товарищ… прапорщик, – уставившись на мои импровизированные знаки различия, представился солдат.

– Объясни-ка мне, рядовой Чернышев, – продолжил я. – По какой такой интересной причине ты старшего по званию, обратившегося за медицинской помощью, в хрен не ставишь?

– Я ставлю вас в хрен… – солдат, кажется, сильно смутился, а я изо всех сил пытался не заржать в голос. – Ну то есть… как бы прапорщик Градский сказал, а вы…

Знатно я паренька загрузил. Видимо, совсем недавно служит. Был бы их Градский в звании лейтенанта – солдат с чистой совестью выпроводил бы меня на улицу, может даже при помощи автомата. А так – он прапорщик, я прапорщик, чего делать?

– Мальчики, не ссорьтесь вы! – Попросила медсестра, заметив некоторый накал страстей. – Вы, товарищ прапорщик, подождите, я быстро.

– Сами-то откуда? – Поинтересовался я, когда Ольга Степановна скрылась за деревянной дверью с непрозрачным стеклом.

– Челябинск, – ответил Чернышев.

– А я из Мамырей, – сообщил второй солдат.

– Откуда? – Я искренне удивился, услышав странное слово.

– Мамыри. Это в Московской области, товарищ прапорщик. Да улыбайтесь, че вы. Я привыкший.

* * *

Сергей Борисович оказался, что называется, хирургом от Бога. Сухонький, низенький и с виду будто бы невесомый, он сноровисто обработал рану, потрогал ее края и, напевая под нос мелодию из «Служебного романа» ловко наложил швы.

– Обойдемся без повязки, – заключил он, завязав нить аккуратным узелком. – Неудобно будет. Я сейчас пластырь большой наклею. Такой, знаете, у которого только по краям липко, а в середине подкладка асептическая? Вам в самый раз будет! Не больно?

– Нет, доктор, спасибо, – кивнул я. – Совсем не болит даже, хотя «Лидокаин» меня плохо берет.

– Главное – антибиотики пропейте! Сейчас с этим сложно, знаю. У меня-то совсем запасов нет, весь резерв для медсанбата Градского держим. А вы – поищите!..

– Обязательно, – снова кивнул я.

– Срастись быстро должно, – продолжил доктор. – Я вам пластырей таких дам еще… штучек пять, наверное. Больше не могу, извините…

– Больше и не нужно, на мне как на собаке все заживает, – я пошевелил плечом, привыкая к пластырю. – Скажите, док, у вас тут вообще как? Спокойно?

Сергей Борисович невесело ухмыльнулся.

– У нас пулевые в основном. Вот Анна Николаевна в ожоговом – у нее страшно, – хирург вдруг понизил голос. – Лучевая болезнь. Слышали? Люди заживо разваливаются. Аня с ними возится, у самой уже руки розовые, и лицо… там где маски нет. А она повязки им все меняет. Верит, что за нами из Абакана приедут, заберут всех. Спасут, помогут. Красноярска ведь нет больше? Кто-то говорил, БСМП[29] еще держится.

Я молча кивнул, чувствуя как в горле растет неприятный комок, а глаза становятся влажными.

– Приедут, Сергей Борисович, – коротко сказал я. – Не бросят. Не могут они нас тут бросить. Вы вот что…

Расстегнув сухарную сумку «разгрузки», я достал оттуда свой травматический пистолет и два запасных магазина.

– Вы мне помогли. Очень. Что такое сепсис и гангрена – прекрасно знаю. Возьмите. Умеете пользоваться?