Почти касаясь

– Около года назад Элли начала общаться с этой девицей, Дарси. Она была из этих проблемных детей, неполная семья и все прочее. Мы всегда надеемся, что наши дети с такими дружить не будут. – Только произнеся это вслух, я ощутил всю иронию – Элли и сама теперь из неполной семьи. – В общем, в нашем городке о ней ходили всякие слухи: она заигрывала с учителями-мужчинами, сидела на наркотиках – не только на травке, но и на более тяжелых. Я знаю, что дети могут быть очень жестокими, но эти слухи были всего лишь слухами. Но их было так много, что какой-то из них обязан был быть правдой. И в те выходные, когда я сидел с Элли, я запрещал ей гулять с Дарси. В этом вопросе наши мнения со Стефани расходились, она считала, что это всего лишь дети, и нужно просто дать им немного времени на поиски себя. Думаю, это была реакция на ее собственное строгое воспитание. Меня это выводило из себя. Мы так сильно ругались по этому поводу. Однажды Элли была у меня, и я думал, что она сидит в своей комнате в наушниках, как обычно. И я ругался со Стефани по поводу того, что нашей дочери нельзя идти на вечеринку в честь дня рождения Дарси. Кажется, она разрешила ей, не обсудив это со мной, что меня разозлило. Когда она спросила, почему мне так нужно контролировать все на свете, у меня сорвало крышу, и я проорал: «Потому что наша единственная дочь становится шлюхой, сидящей на наркоте, а тебе, кажется, на это наплевать».

Джубили резко втянула воздух.

– Ого.

– И когда я обернулся…

– Там стояла Элли.

Я кивнул.

– Она все слышала. Слышала достаточно, в любом случае.

Я покачал головой. Никогда не забуду тот ее взгляд. В нем была боль, а не уже знакомая мне ярость. С гневом я мог смириться, но боль… И знание того, что это я ее причинил… Она выворачивала меня наизнанку.

– Я тут же извинился, конечно же, но она не стала меня слушать. Сказала, что собирает вещи и возвращается к матери. Я не хотел отвозить ее, я не хотел отпускать ее, пока она не поймет, пока она не простит меня. Но в итоге, в субботу, когда я понял, что это безнадежно, и то, что я держу ее у себя, вызывает только гнев, я отвез ее к Стефани. С тех пор она со мной не разговаривает.

– Разве у вас нет каких-то оговоренных условий опеки?

Я откинулся назад и потер лицо, прежде чем ответил:

– Выходные у меня, выходные – у нее. Я отдал Стефани полную опеку, потому что не хотел дергать Элли туда-сюда. Я знал, что для нее важнее стабильность. После того, что я сказал, она больше не хотела приезжать, и я понимал, что если буду ее заставлять, станет еще хуже. И, честно говоря, я считал, что она передумает. Я знаю, что сказал ужасную вещь, но она же ребенок. И я ее отец. – Я пожал плечами. – Я думаю, что ранил ее слишком сильно. Она и так ненавидела меня после развода.

Я снова взял в руки сэндвич, и Джубили сделала то же самое. Мы сидели, слушая, как мы жуем, пока тишина не стала невыносимой. Какая-то часть меня хотела знать, о чем она думает, а другая часть страшно боялась услышать правду.

– Это и вправду ужасно, – наконец сказала она. – Но если тебе станет от этого легче, моего отца ты еще не переплюнул.

Я пытался вспомнить, видел ли я фотографии мужчины, который мог бы быть ее отцом, на стенах или среди книг. Не помню.

– А где твой отец?

Она поежилась.

– Я даже не знаю, кто он. Мама никогда мне не говорила.

И тут я понял.

– Ого, хорошо. – Я попытался поднять ей настроение. – То есть я не худший отец в мире, а просто второй в этом рейтинге.

– Точно. Видишь? Выше нос!

Я хмыкнул и взял кружку. Отпивая кофе, я искоса посмотрел на Джубили, на ее губы. Я исследовал их изгибы, мой взгляд – будто вагонетка на американских горках, которая то поднимается в гору, то падает в обрыв. Они были прекрасны. Ее губы. И как она, видя их каждый день в зеркале, в стеклах машин, находила в себе силы оторвать от них взгляд? Я протянул руку, большим пальцем хотел их вытереть, не в силах сдержаться от этого неожиданного шанса ее коснуться. Джубили замерла, следила за мной.

– У тебя тут…

В последнюю секунду она отдернула голову и вытерла рот своей рукой, пока моя осталась висеть в воздухе, отвергнутая.

– Немного майонеза… – Я коснулся своих губ там, как в зеркале показывая, где именно она запачкалась.

Ее щеки зарумянились, у меня перехватило дыхание, пока она вытирала майонез салфеткой.

– Все?

Я кивнул. Мы с минуту сидели, смотря друг на друга.