Почти кругосветное путешествие

– Ты что ль, Горыныч?

– Я, дружочек Кар, я! – охотно отозвался усталый Змей. – А это – Калинушка, леший наш! Не узнал озорника Муромского?

– Не узнал, – повинился ворон, – что-то старые вы оба стали. А ведь два дня как видались!

– Два дня! – воскликнул Калина Калиныч с горечью. – Два века минуло, Карушка, два века! – И он, дождавшись, когда ворон слетит пониже, поведал ему обо всем. – Так не видал ли ты здесь мою Уморушку и ее спутников? – спросил леший друга Кара, закончив свой рассказ.

– Видал, видал, – кивнул головой ворон. – Прямо надо мною, озорницы, промчались. А вот старичка седовласого с ними не было, он по Чаще в гордом одиночестве бежал.

– Куда? В какую сторону? – разом спросили Калина Калиныч и Шустрик.

– На запад, – и ворон ткнул левым крылом в нужном направлении.

– Высота большая была? – поинтересовался Змей Горыныч.

– Саженей на тридцать повыше сосен.

Горыныч задумался, что-то лихорадочно вычисляя. Наконец он сказал:

– Лет на двести еще они перемахнули в прошлое, теперь их не достать. Одна надежда: сами вернутся.

– Ну уж нет! – выкрикнул Калина Калиныч, багровея. – Я сидеть сложа руки не стану!

– И я не усижу! – поддакнул деду Шустрик.

– А как же мы за беглецами в другое время погонимся? – полюбопытствовала левая голова. – По векам летать еще не научены!

– Нам бы палочку волшебную, тогда другое дело, – добавила правая.

А средняя голова печально промолвила напоследок:

– Только нет ее, палочки той волшебной, озорники наши все с собою взяли!

– Палочка? – переспросил Шустрик, вдруг что-то вспомнив. – Зелененькая такая, с шишечками на коре?

– Ну да, – кивнули головы Змея Горыныча.

Шустрик метнул сердитый взгляд на Бульбульчика.

– А что я? Ничего я… – попятился мальчишка-водяной.

– Куда палочку из сундука девал? Ты ее все в руках вертел! – строго спросил лешачонок у перепуганного товарища. – Верни, Бульбуль! Мы тогда Уморушку спасем и Маришку с Иваном Ивановичем тоже!

– С палочкой мы – раз! – и на тысячу лет назад умахнем! – обрадовался Змей Горыныч. – Отдай нам ее, Бульбульчик, отдай, милый!

Отступив от напиравших на него лешаков и трехглавого чудища, водяной вдруг разревелся, как маленький.

– Нету у меня вашей палочки!.. В речке она осталась, под белым камушком!.. Сказали бы сразу, что она волшебная, так я ее и в руки бы ни за что не взял!.. – И он так залился слезами, что корчажка уже через минуту вновь была заполнена до краев.

– Не плачь, Бульбуль, – стал успокаивать Калина Калиныч расстроенного мальчишку. – Слезами горю не поможешь. Давай-ка мы с тобой быстренько вернемся и палочку волшебную отыщем. А вы, – обратился он к Шустрику и Змею Горынычу, – пока нас тут обождите. И Калина Калиныч, взяв Бульбульчика за руку, потащил его к потаенной пещере.

– Корчажку-то оставь! Я тебе свеженькой водицы наберу! – уже ласково и миролюбиво крикнул вслед приятелю Шустрик. – У тебя-то, поди, морской она стала, соленой! – и он побежал подбирать корчажку, оставленную Бульбульчиком на поляне у старого пня.

Глава сорок третья

Не успели Калина Калиныч и Бульбуль скрыться из вида, как Змей Горыныч тут же отполз в сторону, завалился за ракитов куст и моментально захрапел на всю округу. Шустрик, который и минуты не мог посидеть спокойно, не стал следовать его примеру, а взяв поудобнее в руки корчажку, отправился за свежей водой к Плакучим Ивам.

«Искупаюсь заодно, – думал он, бодро шагая знакомым маршрутом, – жарища-то нынче какая!»

Придя на речку, Шустрик удивился было, не найдя там знаменитой на всю Чащу Ивы Плаксы. Но вспомнив, ГДЕ он находится, весело улыбнулся и, поставив глиняную посудину на берег, быстро разделся и прыгнул в воду.

Несколько брызг, полетевших от него во все стороны, упали на тонкий ивовый прутик, который тут же запищал истошным голоском: – Не ння!.. Не ння!.. Дядя кака, ляля нака!..

Шустрик удивленно оглянулся и наконец увидел знакомую Иву.

– Это ты, Плакса? – спросил он и подплыл поближе к ревущему росточку. – Кто тебя обидел?

Но тоненький прутик только пропищал в ответ свое любимое: «Не ння!.. Не ння!..» и Шустрик больше от него ничего не добился.

– Плакса, она и есть Плакса, – сказал он обиженно, – с ней по-доброму разговаривают, а она, как девчонка, ревет.

– Плакса! Плакса! – закричали радостно жучки-плавунцы, разбегаясь во все стороны по реке и сообщая всем имя новорожденной. – Пришлый мальчишка дал нашей ревушке звонкое имя!

– А мы хотели назвать ее Матильдой, – проворчали сердито Грустные Ивы – родители Плаксы, – или, на худой конец, Розалиндой…

– Плакса – тоже неплохо, – успокоила их соседка, старая Озерница, – хватит нам плодить иностранщину! – И она послала знакомого рака Клешню Попятного оповестить о новом имени юной ивушки все подводное население.

«Опять в крестные попал… Ну, дела…» – подумал Шустрик и, поплавав еще немного, вылез на берег. Минут пять посидел он, обсыхая на большом валуне, с любопытством поглядывая на знакомую и вместе с тем незнакомую местность, а потом, набрав полную корчажку свежей воды, отправился обратно к Змею Горынычу.