Почти луна

— Вряд ли. Несколько месяцев назад сюда вломился парень, который делает мелкую работу по дому. Мы сменили замки, и, думаю, миссис Касл так и не получила новый ключ.

— Хелен?

— Да.

— Внимательно меня послушай.

— Хорошо.

— Никому больше об этом не говори и никуда не выходи. Сиди в доме со своей матерью, пока я не приеду.

— Я не глухая, Джейк.

— Ты только что убила свою мать, Хелен.

Псы скулили на заднем фоне.

— Сколько времени там, где ты? — спросила я.

— Еще достаточно рано, чтобы вылететь сегодня вечером.

— Откуда?

— Из Санта-Барбары. Работаю над одним заказом.

— Для кого?

— В частном владении. Ни с кем не встречался. Хелен?

— Да.

— Сколько у вас градусов?

— Не знаю. Я закрыла все окна.

— Тело еще… гибкое?

— Что?

— Прости. Я хотел спросить, твоя мать уже окоченела? Как давно ты… Извини.

Мгновение мне казалось, что Джейк повесил трубку, но нестройный звон собачьих ошейников разубедил меня.

— Когда она умерла?

— Незадолго до темноты.

— А сколько у вас времени?

Я подняла взгляд на часы.

— Без пятнадцати семь.

— Хелен, у меня второй звонок. Я должен ответить. Я тебе перезвоню.

В трубке раздались гудки. Мне хотелось смеяться.

— У художников суете нет конца, — сказала я, повернувшись к матери.

Кратчайшее из мгновений я ожидала ответа.

Я ждала у телефона и смотрела на нее. Лицо, должно быть, мокрое под полотенцем, и это беспокоило меня. На четвереньках я подкралась к ней. Не глядя, поскольку не была готова увидеть ее лицо, быстрым росчерком запястья сдернула полотенце. И услышала, как она кричит. Зовет меня по имени.

Я вскочила и вылетела из комнаты через задний коридор в гостиную, где мой день начался во второй раз миллион лет назад.

Что я делала до звонка миссис Касл? Ходила по городскому рынку. Купила волокнистую фасоль у пожилой армянской пары, которая продавала всего три сорта овощей из багажника пикапа. Сходила на урок танцев.

Рядом с камином стояла медная урна. Я встала над ней. Жаль, меня не стошнит.

Нелепо рассчитывать на чью-то поддержку. Что может сделать Джейк, сидя в богатом доме за три тысячи миль отсюда? Он принял второй звонок, пока я стояла на кухне со своей мертвой матерью!

«Сама ввязалась, сама и выбирайся».

Когда же это стало моей философией?

Джейк спрашивал меня о температуре, о времени и об окоченении, и, очевидно, его беспокоило гниение. Он высек довольно ледяных скульптур в холодных столицах мира, чтобы знать то, о чем я и не подумала бы. Не могла бы подумать. Я мельком попыталась припомнить сюжет фильма, который смотрела прошлой осенью с Натали. Он вращался вокруг того, было убийство непредумышленным или нет. Я помнила лицо актрисы, ее невинную красоту в тот миг, когда она потеряла самообладание, выступая в суде, но больше я не помнила ничего.

Мать умерла слишком давно, чтобы легко это скрыть, и я сломала ей нос — роковая улика. Теперь, покинув кухню с ее телом, я четче видела, в какой беде оказалась.

У меня никогда не получалось выполнять упражнения Джейка для медитации. Я сидела на крошечной круглой черной подушечке и пыталась тянуть «о-о-о-м-м-м», пока мои ступни и руки колюче покалывало. В голове появлялись и исчезали странные фигуры, словно мозг был популярным кафе.

Я вышла на крыльцо и расставила ноги. Через мягкую влажную кожу джазовок чувствовались соломинки циновки. Я представляла, как рушится старый викторианский дом. Десять раз вдохнула и выдохнула, считая очень медленно и издавая шум, над которым насмехалась на уроках йоги. То, что я намерена сделать, невозможно истолковать превратно. То, что я намерена сделать, не оставит мне пути назад.

Стемнело; цикады гудели в деревьях. В нескольких милях по кромке шоссе тарахтели грузовики. Я знала, что, несмотря ни на что, не смогу остаться сегодня ночью дома. Не смогу часами ждать приезда Джейка. Кроме того, время шло, а он так и не перезвонил.

Я дышала и считала, широко распахнув глаза, смотрела в дом и видела передний коридор, лестницу, что вела в три маленькие спальни, и толстый подбитый ковер, который сын Натали настелил, чтобы предотвратить падение.

— Чтобы с вами не случилось того же, что и с вашим мужем, — довольно глупо заявил Хеймиш.

Он знал о случившемся со слов Натали — что мой отец умер, упав со ступенек из твердого дерева. Я тихо стояла рядом в тот день, кивала и была не в силах заглянуть в глаза матери.

Тело матери вывезли бы из этого дома на каталке, подумала я. Ее бы несли почти вертикально по крутой передней лестнице. Она стала бы очередной одинокой старой дамой, умершей в своем доме. Как печально. Как беспомощно. Как высоко-высоко она забралась бы по кривой людского сочувствия.

Но этому не бывать. Я прослежу.

Войдя в дом, я устояла перед соблазном остановиться в гостиной и вместо этого промаршировала дальше. Мои мышцы затекли от сидения на полу кухни, но, позируя в Уэстморе, я знавала и худшее и умела восстанавливаться. Поднявшись наверх, я взяла простую белую простыню. Затем спустилась, перескакивая через ступеньку.