Я встретил Кейт, когда пролил на нее кофе в «Старбаксе» в аэропорту. Меня очаровал ее смех и то, что именно смехом она ответила, когда на нее плеснули горячим кофе, поэтому в самолете я пересел на двадцать рядов назад, чтобы оказаться рядом с ней. Год спустя мы поженились. Произнося речь на нашей свадьбе, мой новоиспеченный тесть назвал тот эпизод счастливым несчастным случаем. Все засмеялись.
Разумеется, чаще всего несчастные случаи остаются несчастными. Мне повезло, что у меня в жизни их было не так много. Катаясь на лыжах, я упал и сломал руку, во время игры в гольф разбил окно мячом и как-то раз дал ребенку с аллергией на орехи печенье, которое его чуть не прикончило. В свое время эти происшествия казались мне настоящими катастрофами. Сломанная рука испортила мне каникулы, новое окно стоило двухнедельной зарплаты, а ребенок, впадающий в анафилактический шок из-за того, что я забыл спросить, можно ли ему орехи, стал едва ли не самым страшным зрелищем в моей жизни. Но рука зажила, банковский счет снова наполнился, а тот мальчишка выжил и съел другое печенье. То были худшие происшествия в моей жизни. Пока не случилось это.
– Ла-ла-ла-ла… – подпевала Кейт, запрокидывая голову к небу.
Пела она ужасно, и в любой другой день я бы засмеялся. Но тогда ее откровенная радость разбивала мне сердце. Я понимал – если она узнает о том, что случилось и как я пытался это скрыть, то счастлива не будет уже никогда.
Обожаю, когда бейсбольные комментаторы говорят: «Могу поспорить, Джо Бэттер хотел бы переиграть эту подачу!» Даже если вы никогда не играли в бейсбол, то понимаете, о чем они. У каждого из нас бывали такие моменты. Если бы я только замахнулся в ту подачу. Если бы только не замахнулся. Я мог бы стать героем. Мог бы спасти команду.
Пока жена прижималась лицом к моей груди и медленно раскачивала меня вправо и влево, в моей голове проносились тысячи «если» – если бы солнце так не слепило глаза, если бы тот грузовик убрался с дороги, если бы та пара вышла из машины раньше или позже, или вообще не вышла. Этой игрой я мог заниматься часами.
Трагедия в том, что как только мы произносим это «если бы», желая все изменить, уже слишком поздно.
Бросок сделан, мяча не вернуть.
Я бы отдал все на свете, лишь бы тот день пошел иначе, но, конечно, как и в случае с неудачным броском, было уже слишком поздно.
И я танцевал с женой, прекрасно понимая, что, возможно, это наш последний танец, но в моем сердце уже не осталось места для других сожалений.
Глава 12
Я в буквальном смысле жил в доме своей мечты. Когда я оглядывался вокруг, то не мог поверить, что все это мое.
Я вырос в небогатой семье, совсем не богатой, но всегда представлял, каким будет мой идеальный дом. Я мечтал о длинной подъездной дорожке, огибающей небольшой холм. В моем воображении она заканчивалась у массивных ворот, увитых цветущей ярко-розовой бугенвиллеей. За воротами бурлил фонтан, привлекающий разноцветных птиц, а иногда и оленя. Я мечтал о такой широкой и влекущей входной двери, что гости будут подходить к ней с такой же радостью, как Чарли к шоколадной фабрике. А в доме на второй этаж будет подниматься величественная лестница с балюстрадой, прямо как из «Унесенных ветром». Я мечтал о доме, где найдется комната для любых целей – кухня, чтобы готовить изысканные блюда, огромная веранда, чтобы принимать гостей, спортзал, кинотеатр и роскошная спальня, сравнимая с номером люкс в «Ритце». И теперь все это было под угрозой. Если мы не сумеем удержать происшествие в тайне, я потеряю все.
В тот вечер мы с Эваном встретились в моем кабинете. Он напоминал скорее охотничий домик, чем офис – с кожаными креслами и медвежьей шкурой вместо ковра. Вдоль стен стояли шкафы с моими любимыми книгами – от Дипака Чопры и Экхарта Толле до винтажных Роберта Ладлэма и Тома Клэнси. Сюда не заходил никто, кроме меня и в редких случаях Эвана, когда мы обсуждали дела у меня дома.
– Меня за это посадят? – спросил я своего адвоката, глядя на подписи Холли и Саванны Кендрик.
Странно было видеть документ, узаконивающий незаконные действия, но я верил, что Эван свое дело знает.
Похоже, он был готов к моему абсурдному вопросу.
– Раскрывать вашу причастность к этому делу не выгодно ни одной из сторон, – ответил он.
Конечно, он прав, но все равно нет никаких гарантий, что «одна из сторон» этого не сделает. Мы заключили гнусную сделку с дьяволом, но если приняли, это еще не значит, что ни у кого не проснется совесть. Чувство вины можно запереть, но жизнь умеет находить способы освободить ее. У одних вина вытекает наружу медленно, просачиваясь в глубокие щели совести, преследуя во сне до самой смерти. У других накапливается, как пар в скороварке, угрожая взрывом. Такое не проходит бесследно. Неизвестно только, кто будет медленно гнить, а кто взорвется.
– Подумайте о семье, – сказал Эван, как будто я нуждался в напоминаниях.
Конечно же, все это ради семьи.