Почти невеста

– Мы все это понимаем, мадам. И душой будем с вами.

Она повернулась к двери чулана за своей спиной и сняла с крючка шерстяной плащ с капюшоном.

– Наденьте это. В таком платье вы будете привлекать к себе внимание. Не говоря уже о сережках.

Арабелла приняла плащ. Это и в самом деле было мудрой предосторожностью. Контраст между ней и Джеком в его теперешнем виде был просто смехотворным.

– Благодарю вас.

Она закуталась в плащ и накинула капюшон на голову, стараясь не потревожить соломенной шляпки и скрыть сапфиры. Потом вышла из дома вместе с Джеком.

Телега Марселя хоть и не походила на экипаж джентльмена, была довольно чистой. Поперек сиденья возницы было постлано чистое одеяло, чтобы не запачкать спины пассажиров. Картофеля видно не было, как и оленьих окороков. Лошадка была крепкой и стояла смирно.

– Я поеду сзади, – сказал Марсель, передавая вожжи Джеку. – На всякий случай.

Он не стал ждать ответа Джека, а просто прыгнул в телегу, забился в угол и оказался отчасти скрытым куском мешковины. Джек поднял Арабеллу и усадил на скамью, предназначенную для возницы. Она расправила юбки, не удержавшись при этом от презрительной гримаски, вызвав, несмотря ни на что, улыбку своего мужа. Потом он взобрался на телегу, сел рядом с ней и взял в руки вожжи.

Они проехали по людным улицам, пересекли реку, миновали дворцы Лувр и Тюильри. У обоих массивных зданий был заброшенный вид. За садами Тюильри ухаживали плохо. Арабелла вспомнила рассказы о резне швейцарских гвардейцев в этом саду и отвела глаза. Она отвернулась и от гильотины, стоявшей на большой площади, где заканчивались сады Тюильри. Телега легко вписалась в поток других транспортных средств и привлекала ничуть не больше внимания, чем грубоватый возница.

Арабелла смотрела прямо перед собой, радуясь тому, что ее скрывает плащ, и чувству» вес тяжелого кошеля с деньгами на коленях.

Они прокатили по Рю бент-Оноре, и Джек остановил телегу возле красивого дома. Двустворчатые ворота вели во двор. Дом, некогда принадлежавший дворянину, теперь был куплен одним из представителей новой республиканской аристократии. Губы Джека презрительно скривились. Форэ, должно быть, отлично знал, кому дать взятку, а кому оказать внимание или услугу, пока карабкался наверх, цепляясь зубами и когтями.

– Я не хочу въезжать во двор, – сказал Джек. – Тебя ожидают. Поэтому привратник впустит тебя, не задавая лишних вопросов.

Арабелла пожатием плеч избавилась от плаща и вылезла из телеги.

– Ты останешься здесь?

– Конечно. Если ты не вернешься через полчаса, я приду за тобой.

Она покачала головой:

– В этом не будет необходимости. Леди Данстон знает, что делает.

Арабелла улыбнулась ему, стараясь успокоить. Его волнение и отчаяние были в каждой черте его лица и в глубине глаз, полных беспокойства и походивших цветом на сумрачное зимнее море. Она никогда не видела его таким. Он умел скрывать свои чувства под маской веселья и жизнерадостности. Казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Даже когда он погружался во мрак своего отчаяния, то оставался с виду спокойным и не выдавал своих чувств. Но сейчас он весь был как открытая рана.

– Я не задержусь долго, – сказала Арабелла и направилась к воротам.

ГЛАВА 23

Мэтр Форэ был розовым, упитанным и чрезвычайно самодовольным. Он поднялся из-за своего элегантного письменного стола в стиле Людовика XV, как только объявили о прибытии леди Данстон.

– Миледи Данстон… enchante…

Он вышел из-за стола, поклонился и протянул руку:

– Мне сказали, что явился визитер, но я не мог себе представить, что гостья будет такой очаровательной.

Улыбаясь, он охватил взглядом ее всю, и его маленькие карие глазки блеснули, когда он заметил сапфировые серьги.

На нем был традиционный черный костюм законника, но сюртук и штаны были из тончайшего бархата, а рубашка отделана кружевами. Богато вышитый жилет украшали золотые часы. Пряжки на его башмаках и пуговицы были из лучшего серебра. Его седеющие волосы были тщательно завиты и блестели от помады, и, когда он приблизился к Арабелле, ее окутало облако ароматов мускуса и гардении.

Она подала ему руку в перчатке, но не сделала реверанса. Графини не приседают перед стряпчими, как бы высоко те ни взлетели при новом режиме.

– Мне так приятно, мэтр Форэ, – пробормотала она.

– Прошу садиться, миледи. Может быть, стаканчик шерри? Или чаю?

Он подвинул к ней изящный золоченый стул.

– Благодарю вас, шерри, – сказала она, садясь, оправляя юбки и пряча в их складках кожаный мешочек.

Он позвонил в колокольчик и теперь стоял, потирая руки и разглядывая посетительницу с выражением восторга.

– Какой прекрасный день, – заметил он. – Но может быть, немного слишком теплый?

– Я этого не нахожу, – ответила Арабелла, улыбаясь ничего не значащей улыбкой.

Появился лакей, шерри был налит, и она сделала крошечный глоточек, испытывая благодарность к напитку за дарованную им хмельную отвагу. При всех приятных и даже заискивающих манерах мэтра Форэ она не доверяла ему. Глаза у него были маленькие и слишком близко посаженные друг к другу. Он производил впечатление изворотливого человека.