Почти последняя любовь

…Ей казалось, что его нет вечность. Миллион минут. Наташа уже стояла раздетая, в одном нижнем белье, готовая прыгнуть за ним.

У нее от волнения тряслась нижняя губа. А когда наконец-то он выплыл – затряслась еще больше. Она помогла ему втянуть в лодку длинные ноги и, бросившись на шею, стала целовать. Неумело, стыдливо, плача одновременно. Она попадала негнущимися губами то в грудь, то в шею, приговаривая: «Любимый, родной мой…» Георгий, с повисшими по швам руками, пытался успокоить нервы. Дышал чаще. Наташа, истолковав это по-своему, потянулась к губам.

– Подожди, – остановил губы за сантиметр. – Я жив, ничего не случилось и нам уже пора. В лагере будут волноваться.

С нее тут же сползла смелость и нырнула с головой в воду. Стало неловко и стыдно. Слезы сделали ее лицо жалким и некрасивым. Она сидела перед ним на коленях в простеньком заштопанном лифчике, прикрывая руками трусики. Стала быстро одеваться, отвернувшись спиной. Сказать было нечего и, чтобы как-то отвлечься, начала ощупывать его находку. Опустив голову низко, практически спрятав ее в коленях, снимала слои старых запутанных водорослей. Пока в руках не остался крест. С витиеватыми завитушками. С изумрудным камнем посредине, похожим на разбитое сердце.

Назад плыли быстрее. Ветер подгонял лодку в спину, бил по соснам, которые держали корнями берег. Да и Георгий хотел побыстрее освободиться: от ее чувств, от поцелуев твердыми губами, от этих вязких сумерек. Наташа прятала глаза. Атмосфера становилась тягостной.

Наконец-то песок натер лодке живот. Он протянул ей руку, стараясь этой руки не касаться…

…А Николь ждала, объедая губы. Ждала ночи. Чтобы страстью выжечь возможный интерес к той, другой. В пресном платье, с тяжелой плохо вымытой косой. Он той ночью не пришел…