– Сильная женщина. Настоящая. Другая бы что-то переиграла, наверное. Все-таки генерал-лейтенант, высокая должность в Генштабе, квартира в новом доме.
– Откуда ей было знать про должность и квартиру? – сказал я.
– Я ей потом звонил пару раз, – сказал Виктор Иванович.
День смерти
Тридцать семь лет – загадочный срок.
В этом возрасте умерли Пушкин и Рафаэль, например. И еще много кто, не буду перечислять. Потому что все это – случайные совпадения. Но я все равно чувствую особость этого срока. Тридцать семь лет – полная, сильная, результативная жизнь.
Так сказать, минимальная протяженность долгой жизни.
Тридцать семь лет назад, то есть целую не очень короткую жизнь тому назад, а именно 6 мая 1972 года, умер мой папа.
Это был очень длинный день, шестое мая того года. Кажется, суббота.
Я помню его во всех подробностях.
Как утром я встал, позавтракал.
Как разговаривал с папой. Мы даже немного поругались. Был повод, увы.
Как потом я собирался на дачу. Звонил друзьям, Андрею и Алику.
Я не помню, как мы с папой прощались.
Наверное, никак.
Потом поехал к Андрею. Посидели у него, проболтали.
Потом мы пошли встречаться с Аликом, почему-то на «Площади Ногина» (сейчас это «Китай-город»). Там мы ждали такси на стоянке. Таксисты не любили ездить за город, и мы ждали такси, которое работает до ночи. Чтобы таксист не отказался везти.
Было примерно шесть часов. А папа уже умер к тому времени. Он умер в одну минуту, от обширного инфаркта. Он умер уже тогда, когда мы с Андреем шли пешком от Столешникова к площади Ногина.
Итак, мы втроем ехали на такси на дачу. А дома были моя мама и шестилетняя сестра.
Ну, потом приехали, конечно, родственники.
Только мы вошли и сели, вдруг приходит какой-то старик. Сторож из конторы. Он говорит:
– Вашему отцу плохо, езжайте скорее в Москву, если хотите застать его живым.
А он уже умер два часа как. Или даже три. Это меня так
Мы сразу подхватились и побежали на дачу к Андрею. У них был телефон.
Звоню, подходит мамина подруга.
– Что случилось? – говорю.
Она говорит:
– Сейчас маму позову.
Мама берет трубку и говорит:
– Папа умер.
Почему эта подруга сама не могла сказать – непонятно.
Ребята вместе со мной поехали назад в Москву. Довезли меня до дома. Там стоит медицинская машина у дверей, человек какой-то гуляет, лысоватую голову опустив. Я сразу понял, что это
Еще в этот день было много всякого. До рассвета следующего дня.
Если все подробно описывать, выйдет целый том. Мелким шрифтом.
День рождения
Хочется родиться в другой день и в другой год. Попозже, но не на много. Я не прошу так резко, на тридцать лет моложе, вы что. Немного, я же говорю. Чтоб не в сырую темную зиму, а светлой ясной весною. Не в безнадегу конца сороковых, а в радость начала шестидесятых. Когда Гагарин только полетел, и скоро будет коммунизм, и все в это верят. Чтобы другой жизненный заряд.
Родиться не в Москве, а где-то далеко, на юге или на севере.
Раза три или даже пять поменять место жительства. Переезжать вместе с родителями из городка в городок, из школы в школу, новые ребята, новые соседи, все новое, но все равно свое: живешь, очень даже страну под собою чувствуя.
Потом – институт по какой-нибудь совсем другой специальности. Не по моей. В точных или естественных науках. Но все равно читать
Сделать карьеру. Настоящую, правильную, понятную. С ученой степенью, местом работы и должностью.
И вспомнить, как много лет назад, в маленьком северном городке, на коммунальной кухне мама грела суп, а на соседкиной табуретке сидела кошка. Серая в полосочку, с зелеными глазами. Добрая. Но в руки не давалась. Так, иногда погладить.
– Ты чего молчишь?
– Не могу вспомнить, как звали кошку.
– Какую кошку?
– Неважно, неважно, – и продолжить разговор как ни в чем не бывало.
Такой вот странный день
Года два-три назад я купил интересную книжку (потом куда-то задевал и название забыл). Про связи между поколениями в психологическом смысле и шире – в смысле судьбы. Про то, как судьба родителей определяет судьбу детей.
Конечно, речь там была не о таких банальных вещах, как воспитание, пример старших, семейные традиции и т. п. – тут почти все ясно. И конечно, не о генетике – тут, наоборот, не ясно почти ничего.
Разговор шел именно о рисунке судьбы. О повторениях этого узора. Не просто о том, что дочь секретарши стала секретаршей, а сын офицера – офицером. А о том, что дочь точно так же, как ее мать, вышла замуж за человека, которого встретила на свадьбе двоюродного брата. О том, что сын погиб в бою точно в таких же обстоятельствах, как его отец. До подробностей и деталей, до жаркого солнечного дня и безводной лощины.