– Дура эта деревенская таблетки не пьет, боится. Ты представляешь? Ну и черт с ней, ее не уговоришь, ты ее знаешь! Да, Аля, я встретила твою подружку, ну, эту Олю. Она рвется к тебе, точнее, на дачу – говорит, в Москве надоело. Муся, я думаю, возражать не будет. А ты? Тебе это как?
Аля обрадовалась – еще бы! Конечно, вдвоем с Олей будет в сто раз веселее. К тому же ей не терпелось рассказать подруге о своем секрете.
– Спроси у Муськи, и если да, то завтра приедем с твоей Олей. Надеюсь, что вести себя она будет прилично. Хотя по натуре – нахалка! – заключила Софья.
Мусе явно было не до того, в ответ на взволнованную Алину просьбу она рассеянно ответила:
– Да пожалуйста!
Перезвонив дочери через полчаса, слегка успокоилась – Максим был у отца. «Папаши», как она сказала. И обещал приехать на выходные. Муся тут же встрепенулась, расправила плечи, вскинула рыжую голову, порозовела и заулыбалась. А Аля затрепетала и покрылась испариной, как при температуре. Даже ладони вспотели. Сердце бешено забилось. Неужели через два дня она увидит Максима?
Кажется, теперь у нее был союзник. Теперь Максима ждали две женщины. Но он, разумеется, об этом не знал.
Назавтра приехали Софья и Оля, и это тоже была большущая радость.
Аля впервые поймала себя на мысли, что, кажется, по Софье она соскучилась. Ну а про любимую подружку и говорить нечего – Аля бросилась к ней и крепко ее обняла. Оля смутилась, никак не ожидая от зажатой подруги таких бурных проявлений любви. Отказавшись от обеда – какой там обед! – девочки побежали в комнату Али. Им не терпелось поговорить обо всем, особенно Але.
– В городе почти никого не осталось, – рассказывала Оля. – Все разъехались кто куда, одна я болталась, как дерьмо в проруби.
Катя – так Оля называла свою мать – свалила в Болгарию, на Золотые Пески. А Валерик – так пренебрежительно она называла отца – свалил вообще непонятно куда! Просто смылся на следующий день после отъезда супружницы.
– В момент, представляешь? Прям от нетерпения ножками сучил! – хрипло засмеялась Оля. – Знаешь, – вдруг тихо сказала она, – мне вообще кажется, что у них все паршиво. Не знаю, но чувствую. И слышу, как они собачатся по ночам у себя в спальне. И Катя, мне кажется, уехала не одна. А уж про отца и говорить нечего – точно к бабе свалил. В общем, Аль, я не удивлюсь, если они разведутся. А вот что начнется потом – страшно представить! Как начнут делить имущество и полетят клочки по закоулочкам. Ну да черт с ними! – делано улыбнулась Оля. – Может, просто устали друг от друга, просто отдохнуть захотели. Такое же бывает. Они ведь столько лет вместе.
Аля осторожно промолчала. Расстраивать Олю ей не хотелось, но и соглашаться не хотелось тоже – какое там «отдохнуть»? Какое «устали»? Ведь если люди любят друг друга, то быть вместе им не в тягость.
Поджав ноги, девочки сидели на кровати и болтали, не замечая, как наступили сумерки. Аля рассказывала Оле о Максиме, о его непростой, даже трагической судьбе, о том, что его все забросили и никому, кроме бабки, нет до него никакого дела. А слабая, хоть и добрая Муся с ним не справляется. Кажется, он все про себя понимает – и что красавец, и что никому не нужен. И все это наверняка крутится у него в голове и озлобляет. Он раздражается на бабку, единственного человека, который его искренне любит.
Оля слушала, не перебивая. В темноте только посверкивали ее большие, на выкате, светло-голубые глаза. Когда Аля наконец выложила ей все, Оля задумчиво протянула:
– Ты, кажется, влипла, подруга! И ничего хорошего я в этом не вижу.
– Почему? Что плохого в любви?
– А что хорошего? Много ты видела счастливых людей? Вот, например, вся русская классика! Или французская. А вокруг? Например, твоя мама – прости! – или бабка. Или эта ваша Мура.
– Муся, – машинально поправила Аля.
– Да какая разница! Нет, хоть убей, не пойму! Лезть в петлю из-за мужика? Да брось! Вот правильно говорит моя Катя – никто из них не стоит наших страданий.
– Ну не знаю, – нерешительно проговорила Аля. – Разве в любви нет совсем ничего хорошего? Я не верю. Стали бы все так убиваться, если бы она приносила одни только слезы!
– Катя умная, да, – усмехнулась Оля. – Правда, все время ревет, я же слышу. Из-за папаши или кого-то другого? Не знаю. Но знаю наверняка: в Болгарию свою она уехала не одна. – Сказав это, Оля расстроилась, подошла к раскрытому окну и, желая сменить тему, заметила: – Красиво. Слушай, Алька, а ты что, гостей всегда голодом моришь? Лично я жрать умираю! И, кстати, я привезла кучу вкуснятины! Пирожные из «Националя», берлинское печенье. Ветчинки из дома прихватила, колбаски копченой – ничего, предки перебьются, все равно все свалили. А про твоего принца на белом коне вот что скажу: мне кажется, ты все придумала. И про его сказочную красоту, и про несчастную жизнь. Ладно, не дрейфь! Разберемся. А пока пошли вниз. Как я понимаю, хозяйка здесь ты. И, кроме тебя, пожрать никто не предложит.
Вчетвером пили кофе с бутербродами и пирожными. Софья с Мусей ударились в воспоминания:
– А помнишь, в «Арагви»? А в «Национале»?