Почти серьезно

- Иду я раз по Невскому проспекту в Петербурге и вдруг слышу: "Лаврик! Лаврик!" Оборачиваюсь и вижу: карета, а в ней-царица. Я подошел, поздоровался. Спрашиваю: "Куда едете?" Царица распахивает шубу, и я вижу у нее на коленях золотой чайный сервиз. "Вот, - говорит царица, - еду закладывать сервиз за двести рублей. Нужны деньги". Ну, я ей даю двести рублей. Она благодарит и едет обратно во дворец. А через несколько дней - я об этой встрече и забыть забыл - вдруг в цирк приезжает генерал. "Лаврова вызывает царь!" Еду во дворец. Меня ведут к царю. Он благодарит меня, возвращает деньги и приглашает поужинать. Я ему отвечаю, что остаться не могу: вечером у меня в цирке представление. "Ничего, - говорит царь, - не волнуйся. Я позвоню и все улажу". Пили мы с ним до утра. "Лаврик, - сказал мне царь, - мы с тобой друг на друга похожи. Давай поменяемся: я в цирк пойду, а ты за меня будешь..." Я ответил: "Я Лавров - известный клоун, дрессировщик собак. А ты кто?" Царь смутился, а потом сказал: "Ну ладно, поезжай домой, но если надумаешь - пиши".

Братья Лавровы работали в традиционной манере буффонадных клоунов.

Лаврентий - Белый клоун. На манеж выходил в традиционном костюме: в блестках, жабо, голый, как бы побритый, череп (на голову надевал чулок с нашитым клочком волос), совершенно белое лицо, черные, резко очерченные брови, ярко-красные губы. Двигался по манежу важно, говорил громко, отчеканивая каждое слово.

Петр - Рыжий клоун. Надевал парик со стоящими дыбом зелеными волосами. На манеже держался с достоинством, как бы стараясь подчеркнуть свою интеллигентность. Костюм простой - коричневый пиджак в белую полоску с чуть-чуть укороченными рукавами и немного тесноватый; белый стоячий воротничок, яркий широкий галстук, полосатые брюки, большие клоунские лаковые желтые ботинки. На кончике сделанного из папье-маше курносого носа забавно держались очки в железной оправе. Петр с серьезным видом произносил глупые фразы, заторможено реагируя на происходящие на манеже события. Он выглядел смешным, делал все легко и непринужденно. Но, приглядываясь к нему, я понимал, что у него все тщательно продумано и выверено. Слишком по-актерски он все делал.

Самый смешной и самый талантливый из братьев - Николай - Рыжий клоун.

Парик он надевал ярко-рыжий, тоже, как и у Петра, со стоящими дыбом волосами, длинный, утиный нос приклеен как-то по-особому смешно. Лицо Николай Лавров покрывал однотонным гримом, отчего его маленькие чуть с косинкой глаза становились совсем крошечными, как бусинки, глаза-буравчики. Костюм на костлявой фигуре висел как на вешалке. Вид клоуна дополняли огромного размера ботинки. Иногда он снимал ботинок и начинал им угрожать партнеру. Его худая фигура металась по манежу, и одно это уже вызывало смех. Когда же Николай снимал пиджак, оставаясь в одних брюках на лямках, его тонкая шея, покатые, домиком, плечи, длинные худые руки- все находилось в движении. Руками он то жестикулировал, то шарил по карманам, то просто всплескивал ими и хлопал себя по бедрам. От этих его движений становилось еще смешнее.

Казалось, что Николай Лавров ничего не играет, а просто живет на арене, двигается как маньяк, оставаясь весь в себе. Глядя на него, создавалось впечатление, что он думает все время о чем-то очень важном.

Голос у Николая слабее, чем у братьев, сиплый, видимо, из-за пива, которое он любил и употреблял не в меру, но интонация, оттенки, с какими он произносил реплики, получались непередаваемо смешными. Любая его реплика вызывала гомерический смех у публики, хотя могла быть наивнейшей, наиглупейшей, бессмысленной.

"Это у него от бога. Он от бога смешной и гениальный человек",говорил о Николае Лаврове скупой на похвалы Арнольд.

Часто импровизируя, Николай Лавров на представлении без конца менял мизансцены. Братья за кулисами его ругали за это, потому что они все заранее продумывали, выверяли и импровизации Николая их сбивали. Но неуправляемый Николай оставался верен себе. Порой вместо ответной реплики то ли он забывал ее, то ли ему просто не хотелось ее произносить- он вдруг замирал и молча, в упор просто смотрел на партнера. Публика смеялась. Смеялась над тем, как он смотрел!

А "как он смотрел" - передать словами невозможно, это нужно было видеть. Если у Петра и Лаврентия выверенные, специально отрепетированные походки, то Николай двигался так же, как и в жизни, шаркая, чуть заплетая ногами, а при беге шлепал всей подошвой по ковру.

Конечно, многие репризы Лавровых сегодня покажутся устаревшими, примитивными, но в то время они проходили отлично. Вот, например, реприза "Картина".

Петр выходил с рулоном бумаги в руках.

- Что это у тебя там? - спрашивал у него Лаврентий.

- О, я нарисовал чудесную картину! - заявлял с восторгом Петр.

- Какую?

- Корова пасется на лугу.

- Ну покажи, - просил Лаврентий.

Петр разворачивал рулон, и все видели чистый лист бумаги..

- Вот, - говорил Петр, - корова на лугу ест траву.

- Но я ничего не вижу, -удивляется Лаврентий. - Где трава?

- Траву съела корова.

- А где корова?