Почти серьезно…

В те годы, когда мы начали жизнь на колесах, в каждой программе, кроме коверного, принимала участие какая-нибудь буффонадная пара, а также работал номер «Музыкальные клоуны». Многие воздушные акробаты, групповые жонглеры, гимнасты обязательно вводили в свой номер комика, который оживлял их работу. Наверное, поэтому и представления проходили веселее. Публика-то в основном шла в цирк посмеяться. Но по-настоящему хороших клоунов все же было мало.

В маленьких городах выступали никому не известные провинциальные клоуны. Позже это понятие – провинциальный клоун – устарело. Но в тридцатые, сороковые и пятидесятые годы оно определенно характеризовало работу артистов. В нем и снисхождение – провинциальный, и понимание трудностей, и какое-то сожаление. Имена таких артистов даже не упоминаются в цирковой энциклопедии. Этих клоунов знаем только мы, артисты, и публика в тех городах, где они выступали.

Конечно, у таких клоунов сложная судьба. Их легко ругать, но, наверное, важнее понять. И именно поэтому, рассказывая об одном провинциальном клоуне, я изменил его фамилию.

Как-то судьба занесла нас в Нижний Тагил. Ехали туда с опаской и даже испытывая некоторый страх. Бывалые артисты частенько пугали нас этим городом.

– Вот погодите, – говорили они, – загонят вас в Нижний Тагил, тогда узнаете, почем фунт лиха.

То ли из-за мрачного названия города (Тагил да еще Нижний), то ли потому, что в те края при царе отправляли ссыльных, но ехали мы туда с неохотой, представляя себе город, в котором, должно быть, холодно и неуютно, где день и ночь дуют страшные ветры.

Приехали в Нижний Тагил, а там тепло. Город чистый, приятный. Публика охотно посещает цирк.

В первый же вечер мы пошли в цирк смотреть программу. «Весь вечер на манеже комик-пародист, любимец публики АЛЕКС КУСТЫЛКИН!» – было намалевано крупными буквами на рекламном щите у входа в цирк.

С криком: «А вот и я!» – с галерки спустился плотный, небольшого роста мужчина. На голове видавшая виды шляпа неопределенного цвета. Космы давно не стриженных лохматых волос ложились на воротничок грязной рубашки. Вместо галстука – шнурок с двумя помпончиками. Огромные, давно не чищенные клоунские ботинки, обыкновенного покроя пиджак, широкие брюки мышиного цвета на лямках – вот, собственно, и весь костюм Алекса Кустылкина. Грим примитивный – грубый румянец и красный нос.

Публика встретила появление клоуна смехом и аплодисментами. Видимо, в городе его знали и любили. Он встал на барьер и жалобно попросил инспектора:

– Иван Иванович, снимите меня отсюда.

Инспектор отказался.

– Иван Иванович, я вам конфетку дам.

Инспектор отрицательно покачал головой.

– Иван Иванович, я вам кило конфет дам.

Инспектор с готовностью пошел к клоуну, а тот заявил:

– Не надо. За кило конфет я и сам сойду!

Он сошел с барьера, и все увидели, что за ним тянется на веревке груда старых башмаков.

– Поздравьте меня, Иван Иванович, наконец-то я получил путевку на курорт.

– Поздравляю, – сказал инспектор, пожимая ему руку. – А что это за обувь?

– А это ботинки, которые я истоптал, пока доставал путевку, – хриплым голосом выкрикнул Кустылкин.

(Эту старую репризу я видел и у других клоунов. Они исполняли ее лучше.)

После этого Кустылкин деловито снял пиджак, сделал стойку на стуле и, почесав ногу об ногу, вместе со стулом упал с грохотом на манеж. Поднимаясь, сказал:

– Чуть-чуть не упал.

В зале засмеялись, а клоун, прихрамывая, пошел к выходу.

– Что с твоей ногой? – спросил у него инспектор.

– Сла-ма-на-лась! – выкрикнул Алекс и ушел с манежа. После выступления жонглеров-балансеров Алекс держал на лбу длинный шест, на конце которого стояла корзина с яйцами. Алекс вставал на барьер и, с трудом удерживая шест, вдруг опрокидывал корзину на публику. Зрители шарахались, закрывали головы руками, а деревянные яйца, привязанные к корзине, повисали на ниточках в воздухе.

На манеже Алекс держался развязно. Предметы обыгрывал примитивно. Так, например, наступал на грабли, которые били его по лбу, и потом этими же граблями расчесывал волосы.

В одной из пауз Кустылкин, положив посредине манежа свою тросточку, подзывал инспектора и спрашивал:

– А вот можете ли вы, Иван Иванович, сделать такой трюк? – Он перепрыгивал через тросточку, приговаривая: – Опля-чопля!

Инспектор, усмехнувшись, прыгал и говорил:

– Опля-чопля.

Клоун смеялся.

– Чего вы смеетесь? – спрашивал инспектор удивленно.

– А я думал, что я один такой дурачок.

Некоторые репризы казались мне странными. Например, такая. Инспектор манежа выходит на середину арены и закуривает папироску. Кустылкин, подойдя к инспектору, строго говорит:

– Вот сейчас придут пожарные и вас оштрафуют.

– Не придут, – отвечал, смеясь, инспектор.

Кустылкин бежал за кулисы и появлялся вновь на манеже в пожарной каске, с красной повязкой на рукаве. Важной походкой он подходил к инспектору и рявкал:

– Прекратить курить! – И, забирая папироску, требовал: – Платите штраф три рубля.

Инспектор отдавал ему деньги. Кустылкин шел к выходу, дымя отобранной папироской, и, не дойдя нескольких шагов, обернувшись, произносил:

– Вот так иногда у нас бывает!