Почти славянское фэнтези. Сборник сказов

Егор прошёлся по берегу. Было зябко, куртка, хоть и тёплая, ветром всё же продувалась. А может бежал холодок по спине от осознания стихии. Река в деревне была с норовом, уж сколько раз сносила местный мост тому и счёт потеряли. Бывало и из берегов выходила да непрошенной гостьей вползала в ближайшие к ней дворы. И отступая, утаскивала, что могла. У кого будку собачью, а у кого и весь забор. А летом так, речушка, курица вброд перейдёт.

– Кого ищешь, парень? Уж не меня ли?, – женский голос застал Егора врасплох.

И поворачиваясь на него, он уже знал, кого увидит. Девушка сидела у самой воды, на поваленном стволе. Длинное белое платье, почти сливающееся с платьем лицо, чёрной волной бегут волосы до самых колен. Девушка их пальцами чешет да на Егора смотрит, улыбается.

И Егор на неё смотрит. Молча смотрит, в горле пересохло, язык буквально прирос. Красивая, не отнимешь. Только неживая та красота. Кажется, тронешь и вмиг обледенеешь, сам ледышкой станешь.

Бьётся в голове у Егора одна только мысль: – Говорила же бабушка, не ходи на реку по весне. Понёсся. Что делать?

И рад бы уйти, убежать да ноги не держат. Казалось бы абсурд какой, 21 век на дворе, какие русалка. Да только готов Егор сейчас во что угодно поверить, сердцем чует – непростая та девушка.

А русалка тем временем легко с дерева спрыгнула да сама к Егору отправилась. Подошла близко-близко. Тянет от неё рыбой речной да сырой водой, холодком пробирает. И зрачок вертикальный в зелёных глазищах.

Положила дева речная руку на грудь Егору аккурат над тем местом, где сердце бьётся.

– Живое, – улыбается, – тёплое. И сам тёпленький, дай погреюсь. – А в улыбке зубки остренькие, меленькие.

Прильнула вся, тело гибкое, холодное. Мнится Егору, что змея вкруг него обернулась. И сердце под рукой нечисти всё реже бьётся. Холодно стало, не от воздуха, а от близости неживой, словно ледник рядом.

А русалка тем временем Егора за руку к воде тащит: – Хороший ты парень, понравился мне. Моим женихом будешь. Будем с тобой на дне речном жить. У нас хорошо, тихо и никакие тревоги сердце не мают.

Уже и вода начала в ботинки Егоровы заливаться, чует сырость, назад бы оступиться, а как? Нет сил разорвать сеть невидимую, от глаз нежити оторваться. Идёт покорно.

– А ну, отпусти его! – голос разорвал морок, заставил сердце забиться всполохом – неужто уже и биться перестало. Рванулся Егор из рук ледяных да на берег одним скачком выпрыгнул.

Зашипела русалка, лицо скривила, глазами злыми в сторону косится. Стоит на берегу женщина – не старая, не молодая, обычная. Волосы платком укрыты, юбка тёплая до пят да курточка сверху накинута.

Подошла к Егору, в глаза заглянула, головой покачала, пальцами поводила да пошептала что-то. Положила руку на лоб – рука тёплая, живая, чуть суховатая. Смотрит Егору будто в самое сердце, а у самой глаза тёмные, бездонные. Падает туда Егор.

– Ну хватит с тебя, – женщина ладонь убрала и в сторону отступила. – Ступай домой. Чай завари себе. Травы есть? А-то дам.

– Есть, – неуверенно проговорил Егор. В горле было сухо, в голове шумело, но мир вокруг снова стал слышим и видим. – Ромашка там, зверобой, ещё чабрец кажется.

– Кажется ему, – проворчала женщина. – Чабрец завари и пей весь день. И баню истопи. Согреться тебе надо. Чуть женихом речной девы не стал. Нахватался речной сырости. Будет ноги ломить, коли не выгонишь.

– А вы кто?, – по неведомой причине перед этой женщиной ощущал себя Егор как мальчишка пятилетний, а не здоровый тридцатилетний мужик.

–Я-то?, – женщина рассмеялась, – знахарка местная. Травница, ведунья, если хочешь. Живу здесь, всяких неразумных от дев речных спасаю. Иди уже и не лезь больше на реку по весне.