Почти цивилизованный Восток

– Могу. И слышу. А теперь успокойся, пожалуйста. – Он глядел с бесконечным терпением. – Иначе или вернешься, или, что хуже, не вернешься. Ты давно научилась покидать тело?

– Давно. – Эва огляделась, раздумывая, как быть.

Стоять было неудобно.

Сидеть…

– Только я раньше покидала, а потом уже нет… после одного случая… моя сестра… – Она замялась. Все же не стоит вот так посвящать посторонних в семейные тайны.

– Потом, – кивнул Эдди. – А сейчас рассказывай.

– Что?

– Все. Ты знаешь, где находишься?

– Адрес – нет.

Она пыталась. Искала. Заглядывала повсюду в доме. В доме она могла ходить. И вне дома тоже, но почему-то только сюда.

– Ничего страшного, – поспешил заверить Эдди. – А описать можешь? Как этот дом выглядит? Или, может, людей, которые в нем живут? Там есть люди?

– Есть. – Эва все-таки опустилась на пол. В конце концов, она и так выглядит ужасно, так чего ж теперь. Стоять перед ним было неловко. – Только… ту, старую хозяйку, ее убили. Сначала ее Берт проклял. Я узнала проклятье. А потом другая, которая Кэти, она ее задушила. А хозяйка хотела меня вернуть!

– Тише, девочка, не трать силы.

Эва почувствовала, что дрожит. А шаман сгреб дым, от свечей исходящий, и дунул им в Эву. Потом вытащил откуда-то совершенно жуткий с виду нож и полоснул им по запястью.

Да, не будь она призраком, точно упала бы в обморок.

Или нет?

Любопытно. А кровь у него обыкновенная, красная.

Дым окутал Эву, и… и стало легче. Правда, дым теперь пах вовсе не свечами, а чем-то совершенно незнакомым.

– А теперь постарайся вспомнить. Все, что сможешь. Про дом. Про этих женщин. Первую как звали?

– Не знаю. Она говорила, чтобы я называла ее Матушка Гри.

– Умница.

Никто никогда не хвалил Эву. Отец был вечно занят, а маменька пыталась создать из нее совершенство, но из-за полной несовершенности Эвы этого не получалось. Вот она и… растерялась.

– У нее еще рука была такая, ненастоящая… из железа! Я такие один раз видела! На выставке. Меня Берти водил…

– Отлично. А дом?

Дом?

Он ведь тоже такой – странный и ни на что не похожий. Но как это описать? Будь у нее краски или… Конечно! Тори ведь говорила, что в этом мире Эва может все. А…

– Ты увидишь? – поинтересовалась она. – Если я вот так…

Она провела пальцем по воздуху, представив себе, что это холст. А палец – кисть. И… получилось. Линия. А потом другая.

Ей всегда нравилось рисовать. Только получалось… в общем, не совсем так, как должно у девушки.

Мрачно.

Тоскливо.

Но дом, в который ее привезли, и вправду тосклив и мрачен.

– Берт не говорил, что ты настолько сильна.

Кто? Эва?

Она слабая.

Она… она даже не пыталась сбежать. Вот в одном романе юная наследница, пытаясь спастись от нежеланного замужества, спустилась из окна по связанным простыням. Правда, у Эвы окно располагалось под самым потолком, и такое, что кошка не пролезет. Да и простыней ей столько не выдали, чтобы из них веревку связать.

– А с людьми можешь?

Может.

Портреты у нее тоже получалось мрачными.

– Умная девочка. – Он перехватил порез огромным мятым платком, который вполне соответствовал чудовищному облику шамана. – Ты очень помогла.

– Она все равно меня продаст! Устроит аукцион… – Это было говорить невероятно сложно. – Она сказала, что… что через два дня!

– Это целых два дня.

Эва помотала головой:

– Что мне делать?

– То же, что делала до сих пор. Сидеть очень и очень тихо. И отдыхать. Иди. Ты все же много сил потратила.

Он провел рукой над свечами, и те погасли.

– Иди уже, – повторил шаман, а потом дунул, и Эву будто ветром унесло.

Так нечестно!

Эдди вытер пот со лба.

Город.

В городе ему не нравилось. Категорически. Тесно. Шумно. Люди опять же. Много людей. Слишком много, и это нервировало.

Он поднялся, собрал огарки свечей и отправил их в глубокую посудину. А вот молоко оказалось неплохим. Не самым свежим, но и понятно, откуда тут по-настоящему свежему молоку взяться? Вон, и это-то с привкусом дыма и пыли.

Странное дело. Там, в Городе Мастеров тоже хватало. И дыма. И пыли.

И грязи.

А не раздражало. Матушка говорит, что это от предвзятости. Может, оно и так, но… Эдди пошевелил рукой, глядя на темную полоску свежего шрама. Одно хорошо: заживало на нем по-прежнему как на собаке.

Надо…

Надо бы позвать кого. Он огляделся и, увидав колокольчик, стоящий на махоньком столике – что за привычка наполнять комнаты этакими пустыми и излишне хрупкими предметами? – потянулся к нему. Взял аккуратно, двумя пальцами, раздумывая, что сказать.

И стоит ли говорить?

Или…

Девица цела. Это хорошо. Чересчур напуганной она тоже не кажется – стало быть, ничего такого, что могло бы произойти, не случилось. Это тоже хорошо.

А остальное…

Колокольчик звякнул, и одновременно задрожала струна Силы, уходящая куда-то вглубь дома. И дверь приоткрылась.

– Берти позови, – сказал Эдди слуге, вернув опустевший кувшин на стол. – И пожрать чего-нибудь принеси. Будь любезен.

Матушка бы не одобрила.

Матушка… оставалась в нумере. Роскошном. Огромном. Но все одно. Сидела, читала газеты, которые ей доставила местная обслуга.

Не бесплатно.

Проклятье.