Почти цивилизованный Восток

Скажет что-то такое, душевное, легкое и веселое. И Эдди ответит. Они заговорят, разом позабыв про Эву… проклятье! Ну зачем Тори нужно было возвращаться именно сейчас?!

- Рад познакомиться, - сказал Эдди, правда как-то почти равнодушно. – А здешние леди какие-то чересчур уж хрупкие. И стоять-то рядом страшно, повернешься не так, заденешь, она и рассыплется.

Почему-то представилось, как рассыпается грудой фарфоровых осколков леди Лизелотта, а с нею и Диана. А то стоят, шепчутся, прикрывшись веерами. И глаз с Эдди не сводят.

- А у вас леди другие? Не рассыпаются, если вдруг заденешь?

- Нет.

- А что они делают? – Тори слегка нахмурилась.

И вот как можно быть настолько навязчивой?

- Они… как сказать, они и пристрелить могут, ежели что не так, - Эдди усмехнулся и выпустил-таки руку. – Говорят, тут бал будет, ну потом, после. Танцы. Не скажу, что я особо приятный кавалер, но если в этой вашей книжице найдется строчка…

- Найдется, - улыбнулась Эва и, кажется, слишком уж радостно.

- А я? – Тори хлопнула ресницами. – Меня вы бросите? Или сочтете излишне хрупкой, чтобы танцевать?

- Хрупкой? – Тори окинули взглядом, и Эдди прищурился. А потом чуть склонился и тихо-тихо, так, чтобы услышала Тори и, быть может, Эва, сказал. – Отнюдь. Ведьма, которая несколько лет прожила за гранью, хрупкой быть не может.

А на танец так и не пригласил.

Хотя, конечно, может и не успел… и… дверь распахнулась. Заголосили трубы. И коленки задрожали вновь. Но Эва заставила себя выпрямиться.

Представление?

Какая ерунда в сущности это представление… она на Аукционе сама вышла, так что и тут справится.

Я глядела, как матушка о чем-то оживленно беседует со свекровищем, не в силах отделаться от мысли, что ничего-то хорошего от этой задушевной беседы ждать не след.

И вообще…

Откуда она здесь?

И почему… я ведь письма писала. И получала ответы, в которых меня уверяли, будто бы все хорошо, но матушка так занята, что просто минуточки у нее нет визит нанести. Или вот чтобы я к ней прибыла.

В доме ремонт.

И модистка.

И еще тысяча и одно сверхважное обстоятельство. И… и всякий раз я угрызения совести испытывала, и даже подошла к Чарли денег попросить, хотя давно уж ни у кого ничего не просила. Но… я же решила, что она просто стесняется.

И что денег нет.

И… а на ней вот драгоценности ничуть не хуже, чем на леди Диксон, а уж та ныне вовсе переливается бриллиантовым блеском. Тоже обычай. Старшая родственница просто-таки обязана быть при фамильных драгоценностях. А выходит, что и у матушки…

Откуда? Откуда у матушки фамильные драгоценности?

Додумать я не успела, потому как леди исчезли вдруг. А потом затрубили трубы, и я вспомнила, для чего вообще в этот дворец приперлась.

И испугалась запоздало.

Снова.

Встретилась взглядом с девчонкой Орвудов, которой Эдди что-то там такое нашептывал минуту назад… надо бы сказать, что леди – это все-таки леди. Чуть чего не так, жениться надо будет.

Хотя…

Она вроде тоже на Эдди поглядывает, пусть не с горячею любовью, но с интересом. И не шарахается.

- Милли, пора, - сказал Чарльз, а рядом появилась его матушка, несколько задумчивая и отчего-то донельзя довольная.

Вот чую, подвох.

Но думать некогда. Пошли мы… сперва шла бледная девица, про которую Чарльз шепнул, что она дочь одного из герцогов и Императору приходится какой-то там племянницей, то ли четвероюродной, то ли пятиюродной. Главное, важной. И оттого она на прочих поглядывала свысока.

Потом еще одна девица.

Орвуды, что подошли вместе. А я еще подумала, что сама-то Эва ничего такая, но за её сестрицей глаз да глаз нужен. Уж больно взгляд у нее характерный.

Ничего.

Присмотрим.

У меня рука зачесалась. Левая. И я бы поскребла, но чесаться через перчатку неудобно, а еще букет этот идиотский. И сама церемония… и…

Меня легонько подтолкнули в спину.

Идем.

С одной стороны леди Диксон. С другой Чарльз. Я считаю шаги. Сердце ухает в груди так, что прямо заглушает бурчание живота. Шлейф. Не забыть про этот гребаный шлейф.

Так и дошли.

Чего-то говорят… а я исподтишка разглядываю императора. Ничего так дядечка. Серьезного вида. Носатенький. А в целом чего-то иного я ожидала.

Солидности большей, что ли?

А он сидит и почти теряется в золоченом кресле. Сам худой, бледноватый. Черты лица острые, а главное чудится в нем что-то этакое, до боли знакомое. Я задумалась, где ж его видеть-то могла, кроме как на портретах. Хотя вот на портретах он на себя мало похож. Лицо вроде то же, но какое-то внушающее.

Одухотворенное.

А это… если встретишь на улице, то в жизни не подумаешь, что император.

На этом месте я осознала, что уже просто-напросто пялюсь на Императора. А он на меня. И глядит, глядит, а потом как… подмигнет.

Вдруг.

Я от удивления едва равновесие не потеряла. А постой-ка от так в раскорячку. Ноги уже подзатекли, а тебе тут всякие тут императоры моргают. И главное, не только ж я это видела.

И… и чего он хочет от меня?

Между прочим, я женщина честная…

- Рад, наконец, познакомиться, - а голос у него оказался низким и с хрипотцой. – Дорогая племянница…

Я икнула.