Почти вся жизнь

Приоткрыв подшлемник, он не спеша шел домой. Он думал о появившемся на его месте другом человеке. Этот другой человек хорошо колол дрова, и в столовой он не разлил супа, а сейчас отметился на работу. Этому другому человеку, появившемуся на месте Ивана Николаевича, предстоит служить в почтовом отделении и разговаривать в столовой с товарищем Счастливченко о сохранении энергии в блокаду.

Дома Иван Николаевич растопил печурку и стал поджидать жену.

— Не сердись, Ванечка, я опоздала, — сказала жена, снимая пальто. — Меня и Зою — ты ведь знаешь Зою? — просил задержаться заведующий. Верно, неудобно было отказываться? Ты побрился, Ванечка? Я очень рада. По радио говорили: обязательно надо бриться, это очень полезно. Сейчас я согрею нам суп. Сегодня суп из сухого картофеля.

Иван Николаевич посмотрел на жену. Впервые за это время он увидел, как она похудела. Ноги стали совсем тонюсенькие, лицо заострилось. Он подошел к жене, взял ее за руки, заглянул в глаза. Глаза были те же, что и раньше, как много лет назад, когда она еще не была женою Ивана Николаевича, а он ухаживал за нею.

Ему показалось невозможным, чтобы другой человек так заглянул ей в глаза, как он это сделал сейчас, и он подумал, что, может быть, он и не умирал, а другой человек, появившийся в Новый год или накануне его, умер в тот момент, когда Иван Николаевич исполнил просьбу жены и слабыми еще руками расколол доски. Иван Николаевич ткнулся головой в плечо жены и заплакал.

— Ваня, Ваня, — испуганно сказала жена. — Что ты, Ванечка? Ты болен. Ляг. Я сейчас дам тебе супа.

— Нет, я здоров… — сказал Иван Николаевич. — Я не знаю почему, но я здоров.

— Но ты плачешь, Ванечка. Что-нибудь случилось?

— Я больше не плачу, — сказал Иван Николаевич. — Знаешь что, ты посиди, а я накрою на стол.

Иван Николаевич вынул из комода чистую простыню, накрыл ею стол и поставил графинчик с полученным к Новому году вином. Затем он поставил на стол две рюмки и разлил вино.

— С Новым годом! — сказал Иван Николаевич.

— С Новым годом, Ванечка! — ответила жена.

Был уже март тысяча девятьсот сорок второго года.

1942

Дорога в Ленинград

Рано утром Левкин получил наряд на перевозку дров.

— Поедешь на склад, потом в детдом, — сказал заведующий гаражом.

— А бензин? — спросил Левкин. — Больше чем на пятнадцать километров не хватит. До склада восемь километров, и со склада на Кировский — семь. А с Кировского до гаража как буду добираться?

— Нет больше горючего, — сказал заведующий гаражом и вздохнул. — Если хочешь знать, так в этом детдоме нет ни одного полена. Тебе понятно?

— Агитатор, — заметил Левкин раздраженно. — Мне понятно, что бензину не хватит.

После этого разговора Левкин съел весь свой суточный паек хлеба, запил кипятком и поехал на склад.

Он наотрез отказался грузить дрова. Длинные доски грузил складской бухгалтер, человек пожилой. Грузил долго.

— Ну, хватит волынки, — заметил Левкин. — Больше досок машина не возьмет.

— Так ведь наряд на детдом, — ответил бухгалтер. — Они там уже мебелью топят…

Начинало темнеть, когда Левкин привез дрова в детдом. Он постучал в дверь. Вышла закутанная в платок женщина. Она даже не посмотрела на Левкина.

— Дрова… — Ее почерневшие губы вдруг улыбнулись неожиданно мягко. — Вот хорошо!

— Только, гражданочка, давайте поскорее. Как тут у вас с рабсилой?

— С рабсилой? Какая же у нас рабсила?

— Так я и знал, — сказал Левкин. — Прикажете шоферу за грузчика встать?

— Нет, нет, что вы! — воскликнула женщина и посмотрела на дрова так, словно боялась, что их сейчас увезут.

Она приоткрыла дверь, и Левкин слышал, как она крикнула:

— Дети, ребята, дрова привезли!

Сразу же выбежали дети, тоже закутанные в платки. Видны только глаза.

— Можно брать дрова? — спросил Левкина мальчик лет десяти.

Мальчик уже взялся за доску, ребята стали ему помогать.

— Не мешайтесь под ногами, — сказал Левкин резко. Он отогнал ребят, выгрузил доски и внес их в дом.

— Большое спасибо, — сказала женщина.

Левкин помолчал с минуту.

— Детей-то кормите?

— Кормим, — отвечала женщина, не глядя на Левкина.

— Так, так… Ну, будьте здоровы!

Сев в машину, Левкин обнаружил, что бензин стоит на нуле. И думать было нечего добраться до гаража. Кое-как он доехал до колонки, в будке увидел мастера.

Заправочный мастер сидел за столом, положив голову на руки. Он спал. Левкин разбудил его.

— Горючего не хватило!

— Нету бензина, — сказал заправочный мастер.

— Мне только до гаража. Видишь, какой случай…

— Нету горючего, нету.

— Да ведь до гаража должен я добраться… Как, по-твоему, солдату положено свое оружие бросать?

Заправочный мастер взглянул на Левкина исподлобья.

— Агитатор! — сказал он сердито. — Граммов четыреста тебе хватит?

— Давай, черт с тобой, — отвечал Левкин в сердцах.

Всю дорогу он придумывал, как покрепче выругать завгара за ужасный день, оскорбить его, но, придя в гараж, сказал коротко:

— Бензин стоит на нуле.

— Нет горючего, — вздохнул заведующий гаражом. — Я, Левкин, это знаю.

Та же судьба была и у товарищей Левкина — машины стояли в гараже и на улице, и снег покрывал их.