Почти вся жизнь

— Что вы, лезут и лезут! На одной этой заставе уже третий. Вы приезжайте, такого насмотритесь! Если от газеты, так быстро пропуск выправят. — Он послюнил папиросу и спрятал ее в пачку. После нескольких часов молчания, мне кажется, он был рад случаю поговорить.

Мы вернулись в комнату. На печке было тихо, возле нее стоял бессонный сержант, солдатик спал ничком на моей раскладушке, совсем разрушив ее композицию.

— Э-э, слабак, первогодок, — сказал сержант Лизе.

— Идите спать, девушка, — сказал уполномоченный. — Хуже уже ничего не случится.

А я этой ночью так и не заснул. Мне не мешали посторонние люди, не мешала и метель. В двадцать два года, когда хочешь спать — так спишь. Мне не хотелось спать, и потому я не спал и думал. У меня было такое чувство, словно что-то грозное постучалось в дверь, а я стою по эту сторону и не знаю, что с той стороны на меня навалилось.

Никогда еще мне не было так противно мое жалкое сочинительство, и никогда еще я не слышал в такой опасной близости, так рядом, короткого дыхания беллетристики, ее теплых, бирюзовых строчек, ее призрачных минаретов, ее пробковых шлемов, набитых пустыми строчками. «Кафе Тюрк»! Голубой Босфор! Не дай бог быть в положении лжесвидетеля. Разоблачение неминуемо. Приговор ясен. И чем скорее сгорит последний мой листок с фешенебельным особняком в Пасси, тем лучше.

Никогда еще я так остро не тосковал по настоящему делу, по железному макету газетной полосы, по трезвому голосу ночного редактора. «Поменьше прилагательных, побольше существительных», — говаривал он. Каких только клятв я не давал в ту ночь суду читательскому, — если бы хоть половину удалось сдержать!

Нас откопали с рассветом. Почти вся деревня лежала под снегом. Илья чуть с ума не сошел, боясь, что я и Лиза ночуем без присмотра, и так обрадовался пограничникам, словно те специально явились посторожить нас. Он даже взялся провожать, достал из подполья ушки, угощал, — кажется, он все-таки выпил прошлой ночью.

Я уехал на следующий день. Мы наелись зайчатины и стали прощаться. Возможно, это была пустая самонадеянность, но мне показалось, что Лиза не очень охотно со мной прощалась. Во всяком случае, она сказала мне самое приятное, что можно сказать писателю. Она прочла очередной номер «Борьбы миров», и ей очень понравился мой рассказ «Сестра штрейкбрехера».

— Очень интересно написано. Ведь этот Гуго, он из бедности сподличал? Я правильно поняла?

Есть две степени стыда. Первая, когда тебя за дело ругают. Вторая — когда тебя не за дело хвалят. Эту вторую я испытал в полной мере.

1967

Маркиз

Петру Алексеевичу Заводчикову

1

Давно, еще до войны, мне хотелось написать повесть о пограничной собаке. В тридцатых годах я часто бывал на заставах, наслышался разных историй, и почти каждая была так или иначе связана с подвигом очередной Альмы или Ласточки. Я знал многие драматические судьбы пограничных собак и их проводников, но к детективу меня не тянуло, хотелось разработать сюжет психологически достоверно.

Перед самой войной я познакомился с известным советским кинологом и старым военным Ильей Александровичем Ключаревым. Всевозможные истории накапливались и накапливались, но повесть моя почти не двигалась. И получалось так, что, чем больше я знаю, тем меньше могу рассказать.

Я заперся. Не подходил к телефону. Отменил все свидания. Словом, решил взять повесть измором. «Холстомера» явно не получалось, и я стал писать модную тогда «ироническую прозу», что-то вроде пародии на детектив, немного под Хемингуэя, с бесконечно повторяющимся «и».

Кажется, это был май, а может быть, уже июнь, во всяком случае, окна были раскрыты и день был жаркий. Помню, что день был воскресный, и я чувствовал горькое удовлетворение оттого, что все отдыхают, а я работаю.

Часов около пяти я дрогнул и вышел на улицу. Ноги сами потащили меня на Невский. Я увидел рекламу какого-то фильма, помню, что это был шестичасовой сеанс в кино «Рот-фронт», бывшее «Сплендид-палас» и нынешнее «Родина».

Только что окончился сеанс, в зале было светло, и почти в ту же минуту на просцениум вышел паренек в пионерском галстуке и объявил, что сегодня вместо журнала кружок юных собаководов демонстрирует свою работу.

Прошла какая-то минута, прежде чем до меня дошло, что все это не подстроено, не розыгрыш, а случайное совпадение. Потом я решил уйти — довольно с меня, — но дети уже начали демонстрировать своих собак.