Почтовая голубица

Емец Дмитрий Александрович Почтовая голубица

Дмитрий Емец

ПОЧТОВАЯ ГОЛУБИЦА

сценка

На дворе март, взбалмошно сияет солнце, истекают слезами сосульки, но здесь, в квартире No 15, где пахнет старыми вещами и стоят на полках фарфоровые безделушки, вечная осень.

Старушка Божий одуванчик, дунешь - рассыплется. Девятый десяток разменян. Волосы редкие, белые, тонкие - пушинки. Всюду приглажены, одна лишь прядка над правым ухом бунтует, что придает Божьему одуванчику вид немного легкомысленный. Стоит старушка у окошка, у фиалки сухие цветочки отщипывает.

Да только мысли ее не здесь, не в фиалке и не в капели. Заметно, что старушка в большом нетерпении, то оглянется, то переступит, то рот откроет, да тотчас и закроет.

Наконец, решившись, быстрыми семенящими шажками старушка подходит к дверям и заискивающе окликает:

- Коралла Алексеевна! Коралла Алексеевна!

После второго призыва из соседней комнаты доносится скрип кровати и раздраженное сопение. Одуванчик пугается.

- Как же так? Вы спите, лапочка?

- Поспишь с вами, лапочка моя Тамара Васильевна! - раздраженно передразнивает толстый голос. - Едва промучалась с давлением и вот разбудила, дура старая!

Одуванчик вбирает голову в плечи. Однако она уже решилась, отступать поздно. Позади Москва или даже нечто более важное.

- Коралла Алексеевна, будьте так добры... Можно вас побеспокоить? - зовет она с щепетильной старушечьей гипервежливостью.

Яростно скрипит сетка кровати. Глухие удары босых пяток по ковру, затем более громкие - по линолиуму. Одуванчик, слушая эти гневные шаги, съеживается еще больше.

В комнату заходит грузная усатая старуха лет семидесяти. Это Коралла Алексеевна Швыдченко, племянница жены брата Божьего одуванчика или что-то в этом роде. По ее синему халату крупными пятнами разбегаются цветы несуществующая в природе помесь мака и розы.

Речь ее выдает в ней малороссийку. Звук "г" звучит у нее по-украински, с придыханием. Вместо "што", она говорит "шо", а в моменты удивления или радости, разводя руками, произносит с непередаваемой экспрессией: "Тю! Да ты шо!"

Но сейчас не такой момент. Сейчас разбуженная старуха не в духе. Войдя в комнату, Коралла устремляет на Божьего одуванчика сердитый взгляд.

- Сколько ж можно? Готовь - я, рынок - я, рецепты - я... Вот подохну как собака, вы ж меня еще и переживете, - шипит она. - Ну чего вам, Тамара Васильевна? Снова читать?

Божий одуванчик с надеждой кивает.

- Шо читать-то? Вы ж его, небось, наизусть уже знаете. Или от чтения там чего новое появится? - язвит Коралла Алексеевна и, хотя по комнате, начинает брюзжать.

Божий одуванчик виновато моргает и дожидается, пока минует гроза. Наконец грузная старуха берет со стола растрепанное письмо, подносит его к глазам и собирается уже читать, но тут ей приходит в голову, что она недостаточно еще накуражилась за прерванный сон.

- Чего ж сами не читаете? Вам написано - не мне! Вот и читайте, а я всё баста! - сопит она, перепрыгивая с "вы" на "ты" и всовывая письмо в ладонь Божьему одуванчику.

Старушка берет письмо и, щурясь, вертит его. Коралла испытующе наблюдает. Вся ее массивная фигура выражает превосходство и провокацию.

Внезапно Одуванчик преображается. Во всем другом она готова уступить, но только не в том, что составляет для нее единственную ценность. Она захлебывается от возмущения, заикается и даже не договаривает слов.

Усатая старуха равнодушно слушает. В волнении и заикании Одуванчика для нее нет ничего непривычного, все это она уже слышала и не раз. Коралле уже известно, что сейчас среди прочих слов прозвучит колючее, похожее на краба с клешнями, слово "катаракта". Коралла ждет. Наконец слово "катаракта" звучит, и седьмая вода на киселе удовлетворенно кивает.

Одуванчик замолкает, чтобы вдохнуть, и, икая, моргает припухшими веками.

- Ехали бы к себе в Винницу... Да только не очень-то вас там ждут... всхлипывает она.

Это замечание нарушает привычное течение размолвки. Задетая Коралла закипает и начинает кричать. Кричит она громко, побеждая противника не столько вескостью аргументов, сколько мощностью звука. Это она-то не нужна? Ее не ждут? Да на кой черт ей сдалась эта Москва! На кой черт ей нянчиться тут со старухой?

Коралла кричит тем громче, что действительно знает: не нужна она в Виннице, да и не к кому ей там ехать.

Децибелы нарастают. Перепуганный Одуванчик жмется дряблой спинкой к подоконнику и готовится пищать "караул!" И вот в тот самый момент, когда, по всем ожиданиям, должен произойти чудовищный взрыв и разорвать Одуванчика в клочья, Коралла внезапно сдувается. Некоторое время она еще бормочет, но уже вяло, без запала, и, наконец, замолкает.

В комнате с розовыми шторками повисает тишина. Одуванчик моргает, Коралла бухает пятками по ковру, остывая. Минут через десять седьмая вода на киселе сердито останавливается и берет письмо.

Одуванчик робко присаживается на край дивана. Перемирие установлено.

- Ну слушайте, Тамара Васильевна, лапочка вы моя! - кисло говорит Коралла и начинает читать.