Почтовая станция (СИ)

Неужели это Асимыч меня ищет?

Нет, глухой рык едва не довел меня до обморока. Тут же в ответ раздался другой не менее грозный рык.

Не нежить уже хорошо, но если волки упадут сюда, то…

Нет. Не думать и не кликать беду на свою несчастную голову. Да у меня же сердце тут же разорвется от ужаса.

Рык становился громче и злее.

Все. Я не знаю, что страшнее волк или нежить, ведь в любом случае наша встреча закончится моей смертью. А я не хочу умирать. Столько планов не реализованных. Я же не уйду в теплые объятия Великой, тут останусь привидением, буду выть и грустить о несбыточном.

Туман стал чуть ярче и я услышала поскрипывающее шарканье.

Нежить.

Волки забыли о вражде и со всех лап бросились наутек. Как же мне хотелось с ними. Сердце стучало в висках, крик застрял в горле я не могла сделать нормальный вдох и выдох.

Протяжное шарканье приближалось.

Чем ближе ко мне подходили мертвяки, тем ярче светился туман, и тем сильнее шумело в ушах.

В носу защекотало, я отмахнулась рукой, и тут же боль пронзила тело. Сесть сразу не смогла, опять же было больно. Везде. Открыла глаза: над головой светила сана, а противная муха кружила надо мной. Воспоминания о пережитом вызвали улыбку на губах. Я жива.

Великая, спасибо

Да, потерять сознание от страха позорно, но об этом никто не узнает, и я не расскажу. К тому же это лучшее, что могло произойти в той ситуации. Вряд ли я смогла сохранить спокойствие, когда нежить проходила бы рядом с ямой. Все что ни делается к лучшему.

Шевелиться не было сил. Мои приключения последних дней сказались на здоровье сильнее, чем думала. Мне бы недельку отлежаться, отоспаться и отъесться. Здесь я могу только лежать и спать. Жестко, конечно, зато могу вытянуться в полный рост.

Хоть бы Асимыч поскорее меня нашел. Ведь он же ищет меня, правда?

Весь день я то проваливаясь в сон, то бредила наяву. Сначала привиделся лешак. Он точно привиделся, потому что обычно хозяин леса улыбается и в голубых глазах играют смешинки, а сегодня он был хмур. Потом неясными тенями кружили привидения и на их лицах я видела беспокойство.

Почему они все такие встревоженные?

Я не успевала сфокусироваться на одном лице, как появлялось новое. Даже морда Рябушки мерещилась. Надо же, как они все проросли в меня, а я и не заметила. Лаврей Асимович тоже хмурится, в уголках глаз страх спрятался в густых морщинках. Ну да, помню я, помню, что бедоноша и кара Великой на его седую голову. Но я же не специально. Тут же вспомнилась чернокудрая девчушка и ее не специально. Верю, что не специально. Сама такая же.

И будто Великая разгневалась на меня, послала видение Ждана. И он хмурился. Склонился надо мной, всматривался серыми глазищами, будто искал что-то в моих. Глубокая морщинка между густыми черными бровями ему не шла. Хотелось пальцем разгладить ее, сказать, что он хоть и старый, а все еще видный мужчина, поэтому незачем пугать окружающих.

— Тебя испугаешь, как же, — Ждан хмыкнул, взял меня на руки. Пусть, зато морщинка в межбровье стала меньше. — Это ты всех пугаешь, седых волос не жалеешь.

— Не знала, что галлюцинации умеют разговаривать, — голова казалась невероятно тяжелой, пришлось опереться на сильное мужское плечо. Вовремя. Неожиданно мы взлетели будто птицы, только крыльев не было, а чувство полета было.

— Вот ремнем бы тебя отходить. Галлюцинация, — смотритель хоть и ругался, но не зло, да и из глаз страх не ушел.

— Не шуми, Асимыч, — Ждан осторожно положил меня на землю. — Жива и хвала Великой.

— Не поминай Великую всуе. Откуда в вас такая дурь? — ведьма присела рядом, внимательно осмотрела меня, достала из сумки пузырек, зубами открыла крышку и влила содержимое мне в рот.

Гадость! Горькая ужасная гадость. Слезы потекли из глаз, я закашлялась и, чтобы в меня больше ничего не влили, перевернулась набок, попыталась отползти.

— От малахольная, тебе ж помочь хотят, а ты тикаешь, — смотритель хлопнул ладонями по ногам, он всегда так делает выражая негодование.

— Погоди, в шоке девочка, — Ждан преградил мне путь, сел рядом и крепко обнял. Я и рада бы оттолкнуть его, да только силы будто вытекли из меня. Стала на тряпичную куклу похожа. — Да и ведьмины лекарства знамениты горечью.

— Зато через две минуты, неугомонная наша, в себя придет и до станции играючи добежит, — ведьма не обиделась, что удивительно, обычно они мстительны и злопамятны. Обидеть ведьму, значит, потерять покой, а иногда жизнь. Ведьма наклонилась ко мне, взяла безвольную руку и что-то вложила. — Крепко держи, твоя плата за работу.

Не прощаясь ведьма ушла. Рядом сел смотритель, он будто еще больше постарел, скрюченные пальцы подрагивали, когда он неловко погладил меня по голове.

— Дурында, ты, малахольная, — не злится, только усталость в голосе. — И куды тебя понесла нелегкая? Неужто под ноги смотреть не учили?

— Я как-то не думала… Ох, — договорить не успела, внутри будто огонь пробежал, опаляя каждую клеточку тела. Страшно. Немного больно. — Вот это да.

Резко вместо огня такая бодрость появилась, казалось, все могу.