Почтовые открытки

– Ма, мне нужно, чтобы ты это сделала. Если не сделаешь, я откушу горлышко этой проклятой бутылки зубами.

Джуэл неотрывно смотрела куда-то за горизонт, крепко сцепив руки. Они проехали еще милю. Машину заполнило тяжелое дыхание Даба.

– Ради бога! – заорал Минк, сворачивая на поросшую травой обочину. – Ради бога, дай мне эту чертову бутылку. – Он изо всех сил крутанул крышку, она издала трескучий звук, и бутылка откупорилась, Минк передал ее Дабу. Воздух наполнился запахом виски, тяжелым, как запах земли после лесного пожара. Джуэл приоткрыла окно; на протяжении последующих двухсот миль их продвижения на север Даб ни слова не сказал, хотя от врывавшегося в окно ледяного воздуха замерз до дрожи, и ему приходилось продолжать пить, чтобы не околеть от холода.

Еще с его младенчества они знали, что он дурачок, но теперь убедились, что он еще и пьяница. И калека.

Стало чуть легче, думал Даб, с тех пор как отбраковали четырех коров. Но они все еще плохо справлялись с вечерней дойкой, которая длилась до половины седьмого, а то и дольше. Он предпочитал пропустить ужин, но вымыться и избавиться от вони, которая пропитывала его в хлеву насквозь. Что он ни делал – принимал ли ванну, с головой ныряя в серую воду, скреб ли руки и шею хозяйственным мылом «Фельс-Напта», пока кожа не начинала гореть, густой запах навоза, молока и животных исходил от него, как жар, когда он танцевал с Миртл. Тем не менее субботними вечерами, покончив с дойкой, он мылся и отправлялся в придорожную забегаловку «Комета». И попробовал бы кто-нибудь его остановить.

Было холодно. Грузовик завелся только после того, как он полчаса держал горячий чайник на аккумуляторе. И вполне вероятно, что он не сможет завести его снова в полночь, когда «Комета» закроется, но сейчас ему было все равно, какое-то радостное нетерпение гнало его, заставляя игнорировать знак «стоп» на перекрестке и не тормозить на крутых поворотах, хоть машину и вело юзом на гравиевом покрытии. Он не видел, какой свет горит на светофорах. Он мчался к теплу «Кометы».

К тому времени как он приехал, вся парковочная полоса была забита. Над крышей закусочной светилась красная неоновая комета, и раскаленные буквы сияли в ледяной ночи. Грузовик Ронни Ниппла с дровами в кузове для лучшего сцепления колес с дорогой и устойчивости машины стоял в конце вереницы легковых машин и грузовиков. Снег заскрипел под колесами, когда Даб резко затормозил прямо за ним. Если что, вероятно, Ронни поможет ему завестись. Или Триммер, если он тут. Даб окинул взглядом ряд машин в поисках лесовоза Триммера, но не увидел его. Дыхание вырывалось, тут же превращаясь в кромку инея на лобовом стекле, там, куда не доставал теплый воздух из обогревателя. Он ругнулся по адресу дверцы, которая из-за разболтавшегося замка не желала защелкиваться и распахивалась снова, сколько бы он ни хлопал ею – мать твою, некогда с тобой возиться! – и побежал к входной двери с обледеневшим стеклом. Звякнул колокольчик, и на Даба во всю мощь обрушился шум, который был слышен даже из-за закрытой двери.

Душная, сизая от табачного дыма комната всосала его в себя. Люди теснились вокруг столов, барную стойку закрывал плотный ряд склонившихся над ней спин и плеч. Музыкальный автомат сиял разноцветными лампочками, ревел и булькал саксофонами. Даб ринулся навстречу вспыхивающим спичкам, мерцанию пивных бутылок, зловещим полуулыбкам опорожняемых стаканов. Остановившись у барного поручня, он поискал глазами Миртл или Триммера.

– Черт возьми, как тебе удается нагнать здесь такую жару? – крикнул он Ховарду, метавшемуся за стойкой туда-сюда. Бармен повернул к нему вытянутое желтое лицо. Обвисшая, обесцвеченная дымом кожа, казалось, скреплялась на нем металлической скобой черных бровей. Губы растянулись в гримасе узнавания, между ними сверкнули влажные зубы.

– Разгоряченные тела! – ответил он.

Какой-то мужчина за стойкой рассмеялся. Это был Джек Дидион. Одной рукой он обнимал сидевшую рядом женщину старше себя, в длинном мешковатом платье с рисунком в виде темно-синих шевронов. Она работала у Дидиона, доила коров и в будние дни носила только мужскую рабочую одежду. Дидион прошептал ей что-то на ухо, и она, откинувшись назад, громко захохотала.

– Разгоряченные тела! Это точно!

Ее поломанные ногти обрамляли черные дуги въевшейся грязи.

Разноцветные бутылки были составлены пирамидой. После смерти жены Ховард снял круглое зеркало с вытравленными по окружности синими птицами и яблоневыми цветками с ее туалетного столика и повесил его на стену позади бутылок, в результате чего количество их удваивалось, создавая впечатление изобилия и вызывая предвкушение.

Маленькая сцена в конце бара пустовала, но микрофоны и ударные инструменты были установлены. Картонный плакат на подставке, написанный буквами, осыпанными блестками, гласил: «Сахарные чечеточники». Пробираясь в мигающем свете между танцующими, Даб увидел Миртл за столиком у стены, она сидела, подавшись вперед, чтобы видеть входную дверь. Он подошел сзади и положил холодную руку ей на затылок.