Почтовый круг

— Им еще уроки делать надо.

— Я и отмечать-то не хотела, да потом думаю, как не отметить, решила среди своих. Должна была подружка прийти, да не идет что-то.

Зинаида Мироновна примостилась сбоку, но уже через минуту выскочила на кухню, опрокинула там железную кружку, испуганно оглянулась на племянницу. Разливал водку Лешка. Получилось у него здорово — всем поровну.

Некоторое время каждый молча смотрел на свою рюмку, затем Валентина решительно поднялась.

— Помирать, так с музыкой.

Водка обожгла горло, Мироновна предусмотрительно пододвинула тарелку с огурцами.

— Сейчас другая жизнь пошла, — между тем говорила Валентина. — Мало кто хочет жить в таких домах. То ли дело, пришел с работы, отвернул кран: тут тебе и горячая вода, и холодная, дрова рубить не надо. А если ребятишки маленькие!

— Детей сейчас помногу не имеют, — сказал Лешка. — Больше всего один, два.

— Раньше по шесть и даже по восемь человек семьи были, и ничего, вырастали, — сказал я.

— Так то раньше, — поблескивая водянистыми глазами, вмешалась в разговор Мироновна. — Что есть — на печи слопают, а сейчас ничем не удивишь. Купишь им одно, другое — повертят, сломают и выбросят. А кто вырастает? — продолжила она. — Вон у Раи Колотовой чем не воспитание! Отец — инженер, она — врач, а сын в кого такой. Первый раз машину угнал, второй раз в магазин залез. Чего бы, казалось, не хватало — сыты, обуты, одеты. Сейчас живи да радуйся, не то что мы.

— Так то война была, сейчас другое время, — сказала Валентина. — Вот у меня, казалось бы, все есть, чего уж еще, а посмотрю на других: покупают одежонку — платьица разные, аж завидки берут. Уж я-то бы ребятишек одевала, как куколки бы они у меня ходили!

Глаза у Валентины смотрели не мигая в одну точку, голос был жестким, но где-то в глубине чувствовался надлом, что-то сорвалось у нее внутри со стопора, выплеснулось затаенное.

Мироновна как-то рассказывала: Валентина выходила замуж, прожила три или четыре года, но детей почему-то не было. Хотела взять ребенка из детдома, но в это время муж ушел к другой.

Пришла подруга, высокая, с худым лицом. Она оценивающе осмотрела нас, чмокнула Валентину в щеку и, точно заранее зная, где ей отведено место, села рядом с Добрецовым. Лешка, поморщившись, посмотрел на Валентину, она не выдержала, рассмеялась:

— Вот видишь, вовремя пришла, а то кавалер один скучает.

Лешка скупо улыбнулся, вновь наполнил рюмки. Мироновна пить отказалась, что-то завернув в газету, засобиралась к себе.

— Посмотрю, как там ребятишки, — сказала она, прикрывая за собой дверь.

После ее ухода Валентина включила магнитофон, повернулась ко мне. Я взглянул на свои унты, но она опередила меня, потянула за руку:

— Ничего, здесь все свои.

От нее пахло крепкими духами и лаком. Она, прищурившись, смотрела на меня. Чувствуя, что пьянею, я как слон топтался на одном месте, бестолково улыбался, смотрел то на Валентину, то на Лешку, который оживленно разговаривал с соседкой. Мне было хорошо и неловко одновременно, на миг я забыл все: и сегодняшние неприятности, и зачем, собственно, пришел сюда.

— Пойдем, поможешь мне банку открыть, — неожиданно попросила меня Валентина.

Проходя мимо подруги, она что-то шепнула ей, та посмотрела в мою сторону, понимающе улыбнулась.

На кухне было жарко, меня развезло окончательно.

— Ты насчет квартиры не беспокойся, — ласково сказала Валентина, — я постараюсь вписать тебя в ордер. Ожогин еще ничего не решает. Ему сказали, он сделал.

«Все-таки хорошая она, — подумал я. — Мало сейчас таких».

— Спасибо, Валентина, — пробормотал я.

— Фу, не люблю, когда меня так называют, точно я уже директор магазина. Лучше, когда просто Валя.

Она протянула мне нож, я открыл банку, но сделал это неумело, чуть не порезал руку, брызнул соусом на пиджак. Валентина отобрала нож, полотенцем стала вытирать пятно. В порыве пьяной благодарности я, как слепой щенок в блюдце, ткнулся ей губами в щеку, она тут же повернулась и с какой-то жадной готовностью принялась целовать меня.

Протрезвел я от скрипа двери, вернулась Мироновна, она сделала вид, что не заметила нас, мышью прошмыгнула в комнату.

Валентина тихонько рассмеялась, поправила платье, взяла мою руку и потянула в комнату. Тут же ее пригласил танцевать Лешка, а я, все еще глупо улыбаясь, сел рядом с Мироновной. За столом своим чередом лился разговор, обсуждали последние новости. Подруга Валентины костерила какую-то Нинку, которую, по ее мнению, надо давно посадить. Валентина тоже принимала участие в обсуждении, нет-нет да вставит слово. Я слушал рассеянно, из головы не выходил случай на кухне: «Вот так открыл банку!» Но это чувство стыдливой растерянности быстро прошло, не знаю отчего, может быть, вид сытого стола был тому причиной, может быть, что-то другое, я еще не мог понять эту перемену. Во мне родилось слабое чувство вины и недовольства собой.

Хозяйка заметила эту перемену и, морщась как от микстуры, выпила водку, затем повернулась и доверительно зашептала: