Почтовый перевод

«Дакар, 19 августа 196…

Дорогой племянник!

Пишу тебе, чтобы узнать, как ты поживаешь. У нас все хорошо, слава аллаху. Мы все тебя помним и молимся за тебя.

Я наконец получил твои деньги. Когда перевод пришел, у меня не было удостоверения личности. Слава аллаху, теперь все в порядке. Приезжала твоя мать. Она здорова. Она уже уехала. Пробыла у нас один только день, так как в поле много работы. Я дал ей три тысячи франков. Она благодарит тебя, шлет привет и молится за тебя. Она просит также прислать ей денег на одежду и на уплату налога. Нынче все налоги у нас повысились. Да, кроме того, в прошлом году был плохой урожай. А ты у нее один кормилец на свете.

Что до меня, я не перестаю молиться за тебя. Получив деньги, я распорядился ими, как ты мне указывал в письме. Если богу будет угодно, деньги твои дождутся тебя здесь, даже если аллах призовет меня к себе. Спасибо, что подумал обо мне, что доверяешь мне. В наше время доверие не в ходу между людьми. Прошу тебя еще, не считай, что в деньгах смысл жизни. Если ты станешь так думать, то пойдешь по ложному пути и рано или поздно останешься одиноким. Деньги не объединяют людей. Наоборот, они уничтожают все, что в нас есть человеческого. Не могу выразить, чего только я не передумал за эти дни».

Писец перестал строчить. Брови его удивленно поднялись над металлической оправой очков. Ему показалось, что голос клиента прерывается от волнения. Дьенг поднял голову; в глазах его блестели слезы; он и в самом деле плакал.

— Извини, друг, я племяннику пишу, в Париж. А он такой…

— Чего тут… Мне всякое приходится видеть и слышать.

— Еще сегодня утром я думал, что у нас сейчас легче вору живется, чем честному человеку…

— Так, я слушаю, — сказал писец, заметив, что его ждет еще один клиент. — Ты остановился вот на чем: «Не могу выразить, чего только я не передумал за эти дни».

«Еще раз спасибо за доверие. Я этого никогда не забуду. Тетки твои, Мети и Арам, тебе кланяются, а также и все мои домашние. В следующем письме пришлю тебе гри-гри. Хоть ты и не в Дакаре, а все-таки должен беречь себя от дурного глаза. У нас здесь есть настоящий марабут, и я зайду к нему насчет гри-гри. Очень рад, что ты молишься пять раз в день, как и подобает. Делай так и впредь. Не забывай, что в Париже ты чужой. А здесь у каждого парня твоего возраста есть своя вилла.

Больше мне нечего тебе сказать, ты ведь взрослый.

Твой дядя

Ибраима Дьенг».

— Адрес какой? — спросил писец после того, как перечитал письмо Дьенгу и заклеил конверт.

Дьенг стал рыться в карманах.

— Наверно, оставил дома.

— Ну ничего, держи. Попросишь кого-нибудь написать адрес.

На улицу Дьенг вышел в прекрасном настроении и, проявив щедрость, подал десять франков старику прокаженному.

Дома он великодушно простил Мети оскорбительные выражения, которыми она осыпала такого старого человека, как Баиди.

— Я ведь понимаю, тут была затронута честь нашей семьи, и к тому же на людях…

Потом он отправился в мечеть. И там, при свидетелях, извинился перед Баиди, хотя тот уверял, что совсем не сердится.

— Я хочу все-таки быть спокойным, что ты меня простил! Что и семью мою простил, — повторял Дьенг, умиляясь собственным великодушием.

— Говорю же тебе, не сержусь.