Почувствуй это снова

Кто слышит вопрос, отрицательно качает головой. Я вижу чайник на столе, подхожу и наливаю кипяток в стакан. Обхватываю ладонями, они по–прежнему дрожат. Делаю обжигающий глоток. Сейчас пойдем наверх, закроемся в комнате и переночуем. Утром протрезвевших ушлепков с землей сравняю. Ситуацию на самотек пускать нельзя. Но нужно грамотно.

— А мне? — возмущается Юлька. Снова хихикает. — Эй! Налей и мне! Дай, Мот!

Люба вдруг встает с места, роняет ложку на пол, чем привлекает внимание. Я краем глаза мажу по ее лицу: выглядит фигово. Пьяная, глаза опухшие. Пока мы там выживали, эти все бухали как не в себя, ясненько.

— Ты нормально? — спрашиваю, присаживаясь за стол. — Обидел, может, кто?

— Вы пропустили половину игры! — укоряет она. — Ушли, и с концами!

— Какая еще игра?! Мы капец как замерзли, Люба! — взахлеб рассказывает Юля и снова смеется. — Матвей со мной на руках бежал по морозу! Он мой герой.

— Но еще пара карточек есть! — Люба достает одну из них и читает вслух: — Тут написано: «Я никогда не делала аборт». — Оглядывает присутствующих.

Никто больше не играет, всем пофиг. Люба останавливает взгляд на Юле. Будто демонстративно.

Та отчего–то напрягается вся. Впивается глазами в подругу.

— Прекрати немедленно! — шипит.

Люба, кажется, вообще не соображает, что делает. Невменяемые бабы — зрелище мерзкое, я отворачиваюсь, чтобы скрыть отвращение. Она сует Юле стопку и настаивает:

— Пей! Ты чего не пьешь? В игре лгать нельзя! Штраф будет!

А потом Люба смотрит на меня и взглядом требует реакции.

— Люба, че за бред? — бросаю я. — Дай мне лучше...

— А ты не знал, да?

— Люба, заткнись! Ничего не было! — шикает Юля.

— Чего не было–то? — Я протягиваю руку, а затем осознаю отрицание, которое было озвучено. Э–э–э. Чего?

Вздрагиваю не то от холода, не то от того, что рядом вновь шарахает молния. Меняю тон:

— Вот сейчас я не понял.

Смотрю на Юлю и прищуриваюсь.

— Ну что ты за дрянь! — выплевывает та Любе, вдруг расплакавшись. — Я едва не пострадала сейчас! Так сильно испугалась! Думала, что наконец–то в безопасности! Всё, не могу больше! Не трогайте меня!

— Юля! — Я пытаюсь поймать ее руку.

— Не трогай! Я хочу побыть одна!

Она срывается с места и бежит к лестнице. И первый порыв — догнать. Но пошевелиться не могу, словно оглушенный.

Люба закрывает лицо, падает на стул и плачет навзрыд. Молнии же теперь бьют четко в меня, одна за другой. Электризуя до максимума. Гром в ушах такой, что тошнота подкатывает.

Юля мне... сказала сейчас, что беременна или что «была» беременна?

Швыряет в жар. Я не помню.

Поднимаюсь из–за стола.

Аборт.

Блть, аборт?!

От меня? Волосы на теле так и стоят дыбом, я словно по–прежнему на улице.

Осознать никак не получается.

Когда расстались, она что, была в положении?

Или не от меня?

Последнюю идею разум отбрасывает, не рассматривая даже. Бредятина.

Получается, что от меня. Снова первый. Под ребрами долбит. Вместо облегчения ужас пронизывает снова и снова.

В смысле, блть, аборт?!

Пульс в момент разгоняется. Голова кружится. Я планировал детей в будущем. Когда–нибудь, лет через десять, не сейчас. Как Паша. Сейчас мне не надо. На втором курсе учусь, у меня долги и проблем до задницы. Но в данный момент не чувствую ничего, кроме бешеной злости. Какой–то дикой, неконтролируемой ярости. И глухого эхо горя от потери.

Малышка, что же ты натворила?

Изменения в ее теле... Ее взгляды. Ее месть мне. Следом отдаются от стенок черепной коробки воспоминания о моих собственных словах, брошенных сухим тоном, что ничего к ней не чувствую. Что пусто. Что не хочу видеть.

Картинка складывается и ослепляет. Не пришла. Не рассказала. А я и не слушал. Мысли не мелькнуло. Юля, наверное, тоже решила, что мне это сейчас не нужно.

Задыхаюсь.

Маленькая, что же мы с тобой наделали? Как теперь жить–то будем?

Взрывает изнутри.

— Матвей... Матвей, пожалуйста. У тебя такое лицо... Скажи что–нибудь, — умоляет Люба.

Голос звучит откуда–то издалека. Я все еще в гостиной в этом дурацком полотенце. Прижимаю к носу купальные плавки.

Вдруг понимаю, что ненавижу Юлину подругу. За то, что она вот так на меня это вывалила. Не по–человечески. Так нельзя с живыми людьми. Она ведь знала, как сильно я любил свою девушку.

Люба упорно продолжает нести пьяный бред:

— Давай поговорим? Мне так жаль. Я даже не представляю, что ты сейчас чувствуешь.

— Отъ**ись.

Срываюсь с места и иду к лестнице. Быстро. Это какое–то горе, к которому я не готов. Надо Юлю видеть. Надо спросить, как она узнала. Как в больницу пошла. Сомневалась ли хоть один день. Час? А может, оставила? Новая идея ослепляет. Снова бросает в пот. К такому я тоже не готов. Какой, блть, из меня папаша? Самому отец нужен.

Надо поскорее всё выяснить.

Когда до цели остается несколько метров, в дом заваливается Уваров, следом его друзья. На расслабоне все, борзые, бухие. Взрываюсь от одного только вида! И так весь день нещадно игнорирую.

— А, вот ты где! — кричит Уваров. — Обшарили душевые, решили было, ты по канализации свалил!

— Через толчок! — И тупой ржач. — То–то воняет!

— Поясни–ка мне пару моментов, Адома...и...тис… блть, че за фамилия?