Читаем Почувствуй это снова полностью

Почувствуй это снова

«Никому не говори про беременность. Особенно моим родителям».

Приходит ответ:

«Почему?»

«Этот несчастный ребенок не заслужил, чтобы его так сильно не хотели! Хватит с него сомнений собственных отца и матери».

Выключаю мобильный.

Вдоволь наревевшись от осознания собственной никчемности и ненужности, отрубаюсь глубокой ночью. Утром кое–как встаю по будильнику. На учебу надо. Занятия никто не отменял, на носу сессия. Плюс нужно позвонить Еве и взять побольше праздников, чтобы накопить денег.

Я как раз заканчиваю принимать душ, когда в дверь звонят. Мама уже на работе, отец идет открывать.

Обмотавшись полотенцем, выхожу в коридор и застываю, увидев Матвея. Собственной персоной.

В половину седьмого утра у меня дома. Это так странно и неожиданно, что пару раз моргаю, не веря глазам.

Следом бросает в жар.

Матвей чуть сутулится, что ему не свойственно. Глаза в пол. На лоб натянут капюшон черной толстовки, но Мота это не спасает: в ярком свете прихожей отлично видны синяки, разбитые губы, посиневший и припухший нос. Последнее — моя работа.

Смотрю на Матвея, едва сдерживая трепет. Плакать нестерпимо хочется. Буйство эмоций. Не представляю, как с этим всем справиться!

Отец стоит между нами. Упирает руки в бока и демонстративно любуется. Цокает языком. Потом машет ладонью у лица, и я улавливаю запах перегара. Матвей бухал вчера. Ясненько.

Когда Матвей поднимает на меня усталые глаза, в них мелькает острая, как бритва, эмоция, но никак не удается понять, какая именно. Даже не ясно, положительная или отрицательная. Я и рада, и нет, что мы не вдвоем.

— Ты чего приперся? — спрашивает отец, продолжая его внимательно разглядывать. С еще большим интересом. Как–то даже не слишком злобно. — Кто мне клялся, что я физиономию эту больше не увижу? Тем более битую, уголовник.

Матвей чуть вздрагивает и прищуривается. Впивается в отца хищным взглядом, затем быстро опускает глаза и говорит… эм… смирно:

— Хотел Юлю на учебу отвезти. Там холодно очень. — Он качает головой и добавляет искренне: — Прям пздц, Виктор Арсеньевич!

Закрывает ладонью рот и ойкает. Мне становится смешно.

— Прям «пздц»? — Отец приподнимает брови. — Да ты еще и бухой.

— Немного. — Матвей трет лоб, поморщившись. Сводит брови вместе, из–за чего выглядит очень милым. И каким–то особенно юным. — Поэтому на такси. Я оплачу. Вот привез к завтраку еще.

Он достает из–за спины пакет с логотипом пекарни. Из пакета — одну–единственную розу. Очень красивую.

Мое сердце чуть сжимается, и впервые за сутки радостно. Мне не нужен грузовик, я хочу именно эту! Виду, правда, не показываю. Папа берет подарок, передает мне.

— Скромно, — констатирует он.

— Пока так. Врачи на первых порах мало получают, — нейтрально пожимает плечами Мот. И молчит.

Ни слова против. Ни наглого взгляда. Матвея, блин, не узнать! Обычно с моим отцом они упражняются, кто остроумнее. Но, видимо, не сегодня.

Матвей будто хочет... эм… понравиться?

— Я сам отвезу Юлю, — говорит папа, вдруг развеселившись. — Но деньги на бенз можешь на телефон положить. — Ему явно очень нравится эта шутка.

— Ладно, — соглашается Матвей. И добавляет сдержанно: — Спасибо.

Отец вновь хмурится, не понимая, что происходит. Матвей же опять переводит взгляд на меня. Чуть–чуть улыбается.

— Привет. Ты телефон выключила. Поговорим?

Только сейчас понимаю, что скрестила руки на груди и смотрю яростно.

— Привет, — отвечаю, помахав розой. — Отмечал вчера? Есть повод?

— Ага. Крутой.

Я резко краснею. Отец громко вздыхает.

— Господи–боже–мой. Проходи уже, доктор, проспись на диване. — Добавляет с наигранной усталостью: — Юля, собирайся, отвезу тебя, раз уж парень щедрый такой. Башляет.

— Да я домой пойду. Благодарю за заботу.

— Это не забота. Бабулины нервы побереги, ей сейчас не до стрессов.

— Ладно, убедили, — поспешно соглашается Матвей. — Вы очень добры., — Он неуклюже разувается.

Отец смотрит на меня округленными глазами, вопросительно кивает.

«Вы очень добры»? Серьезно? Папа недоуменно хмурится. Я же робко пожимаю плечами, кажется догадываясь о причине перемен.

Господи, Мот и правда пьяный! Всю ночь бухал. Потом не выдержал и приперся. И теперь так старается не налажать!

— Машину прогреть надо, — нудит отец. — Это недешево.

— Понял, — отвечает Матвей.

От его коротких покорных ответов я невольно хихикаю. Сам же он будто в ступоре.

— Извините. Надо было все же домой ехать. — Смотрит на моего отца внимательно: — Это я зря приперся, да ведь? — И искренне ждет ответа.

Папа теряется. Хмыкает:

— Это уж точно.