Под бдительным оком (СИ)

  По-честному, я не собиралась на презентацию сборника про убитых в Катыни. Но ещё меньше входила в мои планы встреча с Алексеем. Если бы я знала, что застану его на книжной ярмарке, то, наверное, не пошла бы. А ведь когда-то меня привлекала его начитанность. И даже сцены ревности, которые он устраивал чуть ли не каждый день, поначалу тешили моё самолюбие. Ревнует, думала я, значит, любит. Но когда изо дня в день "доказывают любовь" таким способом, сопровождая криками, оскорблениями, а порой и рукоприкладством, и это притом, что у меня даже в мыслях не было изменять... В общем, надоело мне это терпеть, и я его послала. Что тут началось! И мольбы с ползанием на коленях, и шантаж, и угрозы - от обещания покончить с собой до горячих клятв убить и меня, и мою мать, и моего нового бойфренда. Несколько месяцев подряд он забрасывал меня эсэмэсками подобного содержания, пока я не пригрозила сообщить в полицию. Тот, кто бывал в моём положении, наверняка поймёт, как не хотелось мне встречать с бывшим. Поэтому я поспешила смешаться с толпой в зале, где как раз проходила презентация.

  - Садитесь, девушка, - старик с седыми волосами подвинулся ближе к середине, уступая мне место.

  Я села на стул и сделала вид, будто внимательно слушаю лектора. Алексей меня не заметил и вскоре, к моему несказанному облегчению, ушёл. Можно было, конечно, встать и уйти, но из вежливости я посидела ещё несколько минут. Мой сосед слушал про судьбу расстрелянных польских офицеров с видимой жадностью, вытирая платком слёзы, что обильно катились по его щекам. Должно быть, кто-то из родственников пострадал.

  Потом я ещё походила по ярмарке, разглядывая и листая книги. Купила парочку журналов по психологии. За столь полезными занятиями успела проголодаться. Взяла кофе с булочкой, стала искать свободное место, чтобы сесть. Таковое нашлось лишь за одним столиком, где в гордом одиночестве сидел тот самый старик, которого я видела на презентации.

  - Простите, Вы не против?

  - Да, конечно, садитесь... Сколько же достойных людей положили!

  - Это где? - я не сразу поняла, о чём речь.

  - Да в лесу Катынском. Далеко не все они были кадровые офицеры. Цвет нации: учителя, врачи, инженеры... Антони был бухгалтер, Ежи - священник.

  - Они Ваши родственники?

  - Нет, они мои... в общем, однополчане моего отца.

  - А Ваш отец, он тоже?

  - Да, его тоже там расстреляли. И тоже был не военный - учитель астрономии. Отец умер от сердечного приступа... В смысле, его отец, мой дед. Жену и сына убили немцы.

  - В Катыни?

  - Нет, в Варшаве, в оккупации.

  Через минуту я уже стала жалеть, что задавала пану вопросы. Мой сосед оказался весьма разговорчивым товарищем и засыпал меня такими подробностями про Козельский лагерь и боевых товарищей отца, словно был там и сам всё видел своими глазами. Странный какой-то этот Варнецкий Збигнев Эдмундович! Как-то слишком уж панибратски называет отцовских однополчан, словно они ему ровесники. У меня создалось впечатление, будто о них он плачет даже больше, чем об отце родном. Да и о матери он говорит как-то странно - за всё время ни разу не назвал её мамой. Может, она ему не родная мать, а мачеха? Однако столько любви к ней было в его голосе, столько отчаяния от гибели её и Тадека! Без сомнений, именно они были ему ближе всех на свете.

  - Вот приехал на презентацию. Вечером уезжаю обратно в Варшаву.

  - Счастливого Вам пути!

  - Спасибо!

  Не успела мы толком распрощаться, как у пана Варнецкого зазвонил телефон. О чём он говорил с собеседником, я, конечно, не могла понять, потому что говорил он на своём родном, а польского я не знаю от слова совсем. Но что-то знакомое было в этом шипящем языке. Какое-то дежа вю так и напрашивалось - словно со мной на нём когда-то говорили. Бред! Ну кому, скажите на милость, пришло бы в голову говорить со мной на языке Мицкевича? Однако память отчего-то уносила меня в ту самую ночь, когда я чудом избежала смерти.

  Мы тогда проснулись от запаха дыма. Мама открыла дверь посмотреть, что там горит. Пламя вовсю бушевало, напрочь отрезав путь к двери. В следующую минуту огненный вихрь ворвался в комнату, жадно пожирая ковёр.

  - Быстрее на балкон!

  Мама буквально вытолкала меня туда и, как только мы оказались на лоджии, быстро закрыла дверь. Пока мы кричали: "Помогите! Пожар!", пламя подбиралось всё ближе.

  - Попробуем прыгнуть туда, - я указала на соседский балкон

  - Но тут высоко, - возразила мама.

  - А иначе сгорим.

  Соседи, по-видимому, руководствуясь принципом: чужая беда - не наша, не особенно торопились звать пожарных. А спасительный балкон совсем рядом - оставалось только дотянуться. Дотянулась. Но слабые руки соскользнули, и я, крича, полетела вниз мимо окон и кирпичной кладки. С десятого этажа. Помню проносившиеся с бешенной скоростью кадры из жизни, отчаянные крики матери, что с каждой секундой становились всё дальше. И страшный удар.