Под белой мантией

Говоря упрощённо, норма для мужчин, допустим, 75 процентов мужских начал и 25 процентов женских. Такие физические данные соответствуют здоровому психическому настрою человека. Но у некоторых мужчин женских начал будет, скажем, не 25, а 35 или 40 процентов. И перед нами окажутся женственные мужчины. Они любят носить длинные волосы, любят целоваться с представителями своего же пола и т. д. И наоборот, если у женщины много мужских начал, она теряет обычные для себя свойства. У неё преобладают грубый голос, резкость движений, стремление пить, курить, одеваться на мужской манер, хотя по всем физическим признакам она остаётся женщиной.

Нет ли такого несоответствия у Христины? Не здесь ли спрятан ключ к исправлению её голосового дефекта?

Учение Штейнаха объясняет её состояние дисгармонией эндокринных элементов. И ликвидировать аномалию — исключительно трудная задача.

Снова и снова Василий Карлович анализировал физическую природу Христины, приглядывался к ней, стремился уловить в её манерах, привычках, поступках что-то мужское, но нет — она вела себя совершенно обычно, была женственна и прекрасна во всех своих внешних проявлениях.

Он доставал в библиотеках книги, в которых описывалось строение гортани, небной полости, голосовых связок, носа, консультировался у специалистов, приглашал к девушке лучших оториноларингологов.

Знания накапливались, но к определённому решению он ещё не приходил.

— Однако я утомил вас, дорогой Фёдор Григорьевич. В другой раз, если представится случай, я готов рассказать об операциях. Впрочем, как мне кажется, они не отличаются большой оригинальностью и вряд ли вам интересны.

— Напротив, очень интересны.

— Скажите-ка лучше, как ваше здоровье? Вы нетвёрдо ходите, припадаете на одну ногу. Не случилось ли чего?..

Я поведал ему историю с ушибом позвоночника. Василий Карлович осмотрел меня.

— Перелом поперечного отростка. Вам нужен особый массаж и гимнастика. Целесообразно на некоторое время лечь к нам в институт.

Я был готов к такому обороту дел и не возражал. Сколько бы ни приходилось прежде лежать в больнице, я всегда с отдачей использовал это время — жадно читал, старался писать. Привычка заносить в блокнот впечатления у меня развилась давно, и постепенно жизненных наблюдений становилось всё больше. Когда встречались люди, поражавшие воображение, я испытывал потребность рассказывать о них другим, преимущественно молодёжи, вступающей в жизнь. Именно так родились мои первые «немедицинские» книги — «Сердце хирурга» и «Человек среди людей». И поныне, если я устаю от работы, если мне не хочется садиться за статьи или за новые главы научных теоретических трудов, я доверяю бумаге свои размышления обо всём, что меня заботит. Таким образом я отдыхаю, это занятие приносит мне удовлетворение.

Вот и тогда я заново переживал радость от встречи с Василием Карловичем — человеком интересным, значительным как с профессиональной, так и с гражданской, общечеловеческой точки зрения. Разве всякий хирург поступил бы так на его месте? И как поступил бы я сам в его ситуации?.. У него были все основания отказать Христине. Каприз. Прихоть. Ничего опасного для жизни. Стоило ли тратить столько сил, рисковать?..

Но девушка молила о помощи, и он откликнулся. Ринулся в неизведанное.

…К беседе об операциях мы не возвращались. Василий Карлович навещал меня ежедневно, иногда и дважды в день, но было очевидно, что он очень занят, а моя болезнь — не самая сложная. Покорно предоставил себя в распоряжение местных чудодеев, никого не торопил. Скоро почувствовал явное облегчение в спине.

Целыми днями писал, а когда надоедало — брал книгу и читал. И всё же было скучновато. Однажды моё уединение нарушила Христина. Вечером она робко постучала и так же робко заглянула в палату. На щеках её алел румянец, тёмные прекрасные глаза блестели не то от тревоги, не то от волнения.

— Христина! — невольно вырвалось у меня. — Проходите, садитесь. Очень рад.

Девушка подошла к столу и присела на краешек стула.

— Вы тоже… болеете? — спросила она. Я отметил про себя чистоту голоса, и словно бы вздох облегчения вырвался из моей груди: я почему-то боялся, что вдруг услышу предательский бас.

— Да, представьте, — развёл я руками, — врачи тоже имеют скверную манеру хворать.

— Ничего, Василий Карлович исцелит вас. Он замечательный доктор.

Голос её окреп, обретал уверенность.

— У меня к вам просьба, — заговорила она тут же, вероятно не зная, чем заполнить паузу.

— Пожалуйста, я слушаю.

— Полечите и вы нашего профессора… Василия Карловича. Он болен, но никому не признаётся. Даже жене… Боится разволновать.

— Что же его беспокоит?

— Сердце. У него случаются такие приступы, что он трудно дышит, бледнеет и покрывается потом. Я видела… несколько раз. Мне страшно за него.

Христина помолчала. Потом, волнуясь, снова заговорила;