Под белой мантией

На следующее утро к нам зашли врачи из местной больницы и предложили покататься на водных лыжах. И мы с удовольствием воспользовались этим предложением. Я ещё в 1962 году учился этому виду спорта в Мексиканском заливе, куда мы с семьёй американского врача доктора Гиссель из Хьюстона выезжали на его лодке, снабжённой двумя сильными моторами. Кстати сказать, катание на лодке у них очень хорошо организовано. Лодка стояла на специальном двухколёсном прицепе, который легко прикрепляется к легковой машине. Лодку подвозят к берегу залива. Повернув машину, доктор Гиссель дал задний ход в воду на глубину в полметра. Затем лёгкими поворотами ручки винта ослабил металлический шнур, и лодка осторожно сошла в воду Машина и прицеп были поставлены в стороне на специальной площадке, а мы все вошли в лодку. В тех местах, где берег залива крутой и съехать в воду прицеп не может, устроены небольшие специальные краны; вокруг лодки обводят два широких ремня, лодку поднимают и переносят с берега на воду.

Когда мы после поездки по заливу вышли на берег, доктор Гиссель спустил прицеп на воду на ту же глубину и лёгким поворотом ручки винта поставил лодку в гнездо прицепа. Вся процедура спуска на воду и установки лодки на прицеп заняла у нас не более пяти минут.

Скорость лодки большая, на лыжах скользить легко. Катались трое его детей от 10 до 16 лет. Предложили и мне встать на лыжи. Я решил попробовать и с первого же раза легко сделал несколько кругов. В этом, разумеется, никакой моей заслуги нет. Сильный мотор и опытный рулевой создают хорошие условия для свободного передвижения на лыжах. Здесь, в Сухуми, лодка была со слабым мотором, и, чтобы держаться на воде, приходилось сильно напрягаться.

Вечером, придя домой, и даже во время прогулки я продолжал думать об экспериментах Валентина Георгиевича Старцева. Его опыты открывали большие возможности в смысле выяснения сущности тех заболеваний, которые совершенно правильно определены как болезни века.

С точки зрения экспериментов Старцева, психоэмоциональные стрессы превращают естественные раздражители функциональных систем в этиологический фактор заболевания. Представим себе: неприятный разговор по телефону много раз совпадает с едой. Или: за обедом в сильном возбуждении доводится выскакивать из-за стола… Вот вам и основа для недуга. А если подобные сцены повторяются часто — это уже возможная причина тяжёлых пищеварительных расстройств, до язвы и полипоза включительно.

Грубость или бестактность в интимных отношениях становятся поводом для холодности и отвращения. Затем вполне вероятна импотенция.

Наше сердце и сосуды самым непосредственным образом реагируют, например, на микроклимат в коллективе. Если на работе создана нездоровая обстановка, то уже любое грубое слово вызовет сердцебиение. И если на таком фоне общего возбуждения будет спровоцирован психоэмоциональный стресс, неизбежны отрицательные последствия; при повторных стрессах — стенокардия, инфаркт или гипертония. То есть заранее сформированный психологический настрой сказывается на силе воздействия стресса. Идёт человек на службу с неприятным чувством, старается не думать о предстоящих делах, при одной мысли о которых у него болезненно сжимается сердце, — и стресс попадает на подготовленную почву. Гораздо менее уязвим человек в хорошем настроении.

Речь всё о том же — о значении для нашего здоровья спокойствия, благожелательности, взаимного уважения, нормальной атмосферы как дома, так и на работе…

Хочу в этой связи вернуться к своему другу Петру Трофимовичу. К ситуации, с которой я столкнулся в его семье.

Помню, я приехал в Москву на сессию Академии медицинских наук и остановился у Петра Трофимовича. Каждый раз он встречал меня на вокзале и никаких разговоров о гостинице слушать не хотел. Живут они вдвоём с женой Ниной Андреевной, квартирка уютная, мне у них хорошо. Ко всему прочему, как я уже говорил, Пётр Трофимович писатель, с ним мы обсуждаем мои книги, он подсказывает много ценного, а подчас и почитает рукопись, обогатит ту или иную главу.

Пётр Трофимович находился в комнате, служившей ему кабинетом. Он «дошибал» свой дневной план. Я сам никогда не был бездельником, в работе нахожу главную радость бытия, но деловая сторона жизни моего друга кажется мне примечательной. Как бы ни складывались обстоятельства, он считает святой обязанностью пять—шесть часов провести за письменным столом. У него есть норма, о которой он, впрочем, не распространяется, но Нина Андреевна вечером по настроению мужа может судить, хорошо ли ему работалось. Иногда, вставая из-за стола и потирая руки, Пётр Трофимович скажет:

— Сегодня есть полторы нормы. Удача. Настоящая удача!.. — И вполне серьёзно добавит: — Рабочие стараются перевыполнить план, колхозники — тоже. А я что же? И я по общим законам живу.