Под белой мантией

Книга «Сердце хирурга» предварительно разбиралась в студенческой газете, где было напечатано и моё письмо студентам, а также на различных студенческих собраниях. Поэтому большинство присутствующих на конференции, человек четыреста, знали существо вопроса и вели себя активно.

В зале оказались мать и сын Васильевы. О Викторе я писал в книге. Двадцативосьмилетним он приехал в Ленинград в состоянии крайнего истощения, с множественными абсцессами левого лёгкого. У него не было ни направления, ни вызова, было только безысходное отчаяние.

Первой выступила мать. По её словам, за истёкшие после операции двадцать лет Виктор ни разу не болел. А сын встал, поклонился нам и аплодировавшим и подтвердил, что совсем здоров. Такая «живая иллюстрация» внесла оживление в обсуждение книги; читательская конференция прошла в сердечной дружеской атмосфере.

На следующий день я побывал в хирургической клинике, где меня попросили проконсультировать больных, затем навестил Асю и некоторых знакомых.

Нас сопровождал главный хирург области Евгений Авраамович Пак, кореец по национальности. Он же организовал нам поездку по Байкалу с посещением острова Ольхой. Мне хотелось повидать там одну бурятку.

…Учительница Мария Егоровна Иршутова из ольхонского посёлка Хужир однажды заявилась в Ленинград и вместо положенных документов держала в руках номер журнала «Молодая гвардия» с моими воспоминаниями. С этой вот «рекомендацией» она обратилась в клинику. Речь шла о её сестре, которая страдала пороком сердца в очень тяжёлой форме и фактически погибала: как безнадёжную, сестру никуда не брали на лечение. Причём из рассказа следовало, что больной не одолеть долгую дорогу. От своего имени я адресовался к заведующему терапевтической клиникой Иркутского медицинского института с просьбой поместить женщину к нему в стационар, обследовать и по возможности вывести из тяжёлой стадии. Как только ей станет лучше, примем к себе и будем думать об операции.

Марию Егоровну тронула наша забота, и, уезжая, она приглашала в гости. Через какое-то время известила, что была с моим письмом у профессора-терапевта, нашла там полное понимание.

«Сейчас еду за сестрой и о результатах её пребывания в клинике буду вам аккуратно сообщать», — писала она последний раз. После этого я от неё ничего не получал, удивляясь её молчанию. Положила ли она сестру в клинику? Что было потом? Жива ли вообще больная?.. Вопросы повисли в воздухе. Надеясь теперь познакомиться с людьми, живущими на Байкале, я рассчитывал хоть что-то узнать о судьбе своей несостоявшейся пациентки.

Путешествовать по озеру предстояло на небольшом катере с командой из трёх человек в обществе пяти-шести пассажиров. Рано утром мы двинулись вверх по Ангаре. Было начало июля. В Иркутске стояла хорошая, солнечная погода, однако мы вскоре почувствовали, что тёплые вещи, которые мы захватили с собой, нам не помогают. Климат давал о себе знать.

Шестьдесят километров, что отделяли нас от Байкала, одолели незаметно. Благодаря плотине вода в Ангаре у Иркутска поднялась довольно высоко, отчего прежде столь бурная река «смирилась», и мы шли как по тихому плесу. Только около Байкала течение сделалось быстрее.

Любовались огромным камнем посреди Ангары, у самого истока. По легенде, старик Байкал рассердился на свою дочь, которая побежала навстречу Енисею, и бросил в неё этот камень. Вода в Ангаре, как и в Байкале, чистая и прозрачная. На глубине в десять и более метров на дне видна десятикопеечная монета.

Находиться на палубе долго было невозможно: пронизывал холодный ветер, дующий из ущелий.

Мы плыли до позднего вечера, а когда стемнело, завернули в бухточку, где уже стояли другие суда. Члены команды сели в лодку, забросили две-три небольшие сети.

Утром мы были на палубе до восхода солнца. И не пожалели, что встали рано. Вокруг расстилалась зеркальная водная гладь. Но вот на востоке слегка заалело, и природа стала просыпаться. На наших глазах менялись цвета облаков. Ледяная вершина горы засветилась радужными красками. В небе ярко загорелась утренняя заря.

Подъехали на лодке наши «рыбаки», привезли ведро свежих омулей, хариусов, линей. Тут же на борту принялись их чистить и варить. На палубе соорудили импровизированный стол. Нас пригласили завтракать.

Часам к двенадцати показался остров Ольхон (длиной 90, шириной от 5 до 12 километров). Пройдя какое-то время вдоль его берегов, остановились у посёлка Хужир. Это сравнительно крупный посёлок, насчитывающий до двух тысяч жителей. Приблизительно половина из них русские, половина — буряты. Население рыбачит, трудится на рыбозаводе, обрабатывающем колхозные уловы. Лесов на острове немного, преобладают степи, где пасутся стада овец и оленей. Сообщение с Большой землей летом — катерами, есть даже понтонная переправа, а в распутицу и зимой — самолётами.