Под боссом

После того, как я десятый раз перепроверяю телефон на предмет пропущенного от Кирилла и в сотый раз расчесываю волосы, вспоминаю о звонке деда. Кулебяка, ватрушки с мясом… Черт, если я его в хлебо-булочном застолье одного оставлю, то мне точно не видать ни российской гуманитарной помощи, ни гелендвагена. Ох. А как быть с Кириллом?

Я накручиваю круги возле безмолвного айфона, как акула вокруг ломтя мяса, и в конце концов нарушаю свое железное правило: звоню парню первой. Мне нужно знать, во сколько освободится Кирилл ну или по крайней мере сказать ему о предстоящем вечере обжорства у деда. «И услышать его голос», — насмешливо подсказывает скептически настроенная женская гордость.

Гудки раздражающе вонзаются мне в ухо один за другим, но ответа не следует. Я растерянно разглядываю потухший экран и оседаю на диван. В смысле? Почему он не принимает мой звонок? «Может не слышит или занят?» — предполагает оптимистичная логика. Ошибочно прислушавшись к ней, через двадцать минут я пробую набрать ему снова и снова безрезультатно. Кирилл a.k.a. козлина, меня динамит.

Я оглядываю развратные кружевные чулки и идеальную чистоту вокруг, и чувствую, как во мне закипает злость. Когда это я успела опуститься до того, чтобы поменяться с мужчиной ролями? Подготавливаю почву для свидания, звоню первой и получаю игнор? Да сколько можно скакать на одних и тех же граблях?

Я быстро тычу в номер Кати, и приложив телефон к уху, начинаю сдирать с ног чулки. Они мне больше не пригодятся.

— Катюнь, хватит заваривать бомж-пакеты. В половине шестого будь у меня. Дед Игорь накрывает щедрую поляну.

— А он не будет против, что я приеду? Мне, кажется, он меня не любит.

— Всем всегда так кажется. Жду.

Я сбрасываю вызов и иду паковать сумку. Останусь у деда с ночевой: объемся калорийных вкусняшек и грузной бомбочкой буду плавать в бассейне. Это парнокопытное динамо не испортит мне настроение.

— Саня, ты нахлебницу, смотрю, притащила, — гаркает дед, встречая нас с Катей в дверях. — Что, Катерина, хана твоей газетенке? Остался московский народ теперь без правды.

— Здравствуйте, Игорь Вячеславович, — смущенно бормочет Катя, прячась за мою спину. На деда все так реагируют.

Мы проходим в гостиную, где суетится Люба, расставляя по столу пироги. Здесь столько еды, словно я пришла на поминки.

— А что, Макса с Никой не будет?

— Не будет, — недовольно бурчит дед. — У младшей тугосери сопли, у Андрюши, видите ли, лепка и рисование. Делают из моего внука Пикассо.

— Может, Да винчи, — замечаю я.

— Не умничай, Саня. Садись вон за стол. И пока половину пирогов не съешь, не встанешь. А ты чего глазами лупаешь, Катерина? Это еда, ее ртом едят. Костлявый зад свой на стул сажай и вперед. Заодно и поведаешь нам, что в мире творится. А то сдается мне все кругом пиздят, так хоть от честного журналиста правду послушаю.

— Ты чего, Сань, ему про расследование рассказала? — нервно шепчет Катя, наклонившись.

— Нет, не рассказала! — вдруг рявкает дед, отчего мы обе подпрыгиваем. Я-то привычная, а вот Катя могла и обмочиться. — Пришлось самому узнавать.

А пока я безуспешно пытаюсь протолкнуть в горло застрявший кусок пирога, он смотрит на меня. Ох, мама Слава. Таким злым я его в последний раз лет семь назад видела, когда он меня целующейся с другом Макса застал.

— Саня, ты чем думала? Что Катерина твоя малахольная, это у нее по глазам видно. Но ты-то Жданова. Чего ты опять вылупилась, Катя? Продолжай кушать, все равно ни хера не поймешь.

— Дед…

— Не дедкай, Саня! Чтобы жирный газетный хряк себе очередной миллион в карман положил, моя внучка пошла офисного кобеля совращать. А если бы Серов тебе обвинение в промышленном шпионаже предъявил? С фамилией твоего папаши тут такой скандал раздули, что той дуре-аптекарше и не снился.

— Я выйду ненадолго в туалет, — бормочет Катя, предпринимая робкую попытку встать.

— Сидеть, правдорубка! — рявкает дед. — Трусы обоссаные будешь позже сушить.

Поплавала, блин, в бассейне.

Спустя два часа нравоучений и десяти пирожков, съеденных в приступе волнения и желудочной истерии, мы с Катей поднимаемся на второй этаж. Чувствую себя морально отшлепанной. Даже сил шутить нет.

— Может мне домой поехать? — жалобно спрашивает Катя, вцепившись в ручку гостевой комнаты.

— Для чего? Все самое страшное уже позади. Люба отпаивает деда чаем с мятой и мелиссой, а значит скоро его вырубит.

— Сань, прости…

Я машу рукой.

— Проехали. Главное, что дед Максу не рассказал.

Едва дверь в комнату за мной захлопывается, телефон начинает активно вибрировать у меня в джинсах. Я смотрю на экран и чувствую, как сердце начинает учащенно биться. Звонит Кирилл. То есть козлина.

Я несколько секунд разглядываю мигающий номер, после чего усилием воли выключаю звук. Нет уж. У меня тоже есть гордость.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

38

Саша

— Сань, ты чего вечером будешь делать? — спрашивает Катя и с опаской смотрит на сидящего за рулем Михаила. После вчерашнего разбора полетов она принимает деда за действующего КГБэшника и всюду видит уши.