Под брезентовым небом

В этот воскресный день цирк давал подряд три представления. Артистам не то что отлучиться — передохнуть, перекусить едва хватало времени. А к дрессировщику Мансурову, как назло, пожаловал гость. Разумеется, следовало отложить беседу. Но гость, сотрудник местной газеты, был молод, на все вокруг глядел восторженными глазами и вконец обезоружил Мансурова, простодушно признавшись, что редактор впервые доверил ему написать самостоятельную статью, да еще на такую интереснейшую тему, как цирковое искусство.

—  Так что не сердитесь. Понимаю, вам не до меня.

Но сроки, газетные сроки!

Мансуров сидел перед гримировальным столиком. Лампа, освещая сверху зеркало, играла в блестках, которыми сплошь заткан был костюм. При малейшем движении блестки сверкали, переливались.

—   Действительно, день сегодня трудный, — кивнул Мансуров. — Все, что могу, — побеседовать до антракта, поскольку работаю во втором отделении. Что именно интересует вас?

—   Многое! — воскликнул сотрудник газеты. — Ваш жизненный путь. Как стали артистом. Ваши мысли о профессии дрессировщика.

—   О! — улыбнулся Мансуров. — Столько вопросов, что сразу не ответишь.  Начнем-ка лучше с последнего вопроса, с того, что кажется мне самым важным в работе дрессировщика. Надо любить своих зверей. Понимать их. Дружить с ними. Каждый зверь нуждается в любовном подходе. Если же нарушен контакт.

Закончить фразу он не успел. В гардеробную вошел ассистент Мансурова — белобрысый парень в спецовке с закатанными выше локтей рукавами. Подойдя к дрессировщику, что-то тихонько ему сказал.

—   Постой, погоди, — нахмурился Мансуров.— А как апельсин? На апельсин реагирует?

—   Ни в какую. Отбросила.

—   А банан? Банан предлагал?

—   И банан не желает. Бурчит чего-то: быр да быр!

Парень стоял вразвалку, отвечал с ухмылкой, и Мансуров поморщился: «Не получится толку. Сквозняк в голове!»

Поднялся со вздохом. Поверх костюма накинул рабочий халат. И обратился к сотруднику газеты, уже успевшему раскрыть свой блокнот:

—  Непредвиденные обстоятельства. Так что извините, придется повременить с беседой. Пройдите в зал, посмотрите программу, а уж потом. Считайте, что остаюсь у вас в должниках!

Нечего делать, пришлось сотруднику газеты припрятать блокнот. Но все равно, пока он шел закулисным коридором и видел артистов, разминающихся перед выступлением, и всяческую причудливую аппаратуру, также ожидающую момента, когда ее вынесут на манеж,— все это время молодой и неискушенный сотрудник газеты мысленно прикидывал, как именно с этих беглых картин закулисной жизни начнет свою статью, и, больше того, дав полную волю фантазии, стал обдумывать заголовок будущей статьи. «Искусство сильных и отважных». Нет, лучше, пожалуй, назвать: «Яркий праздник на арене». Или еще лучше: «Когда зажигаются цирковые огни».

Покинув гардеробную, Мансуров вместе с ассистентом направился в отсек, примыкавший к конюшне. Здесь было тихо, лишь иногда доносились всплески аплодисментов. Дверь с зарешеченным окошком была на запоре.

—  Все быр да быр! — повторил парень, отворяя дверь. — И чего, спрашивается, фордыбачит? Живет на всем готовом, ни в чем отказа нет!

Мансуров ступил за порог. Оглядев помещение, увидел обезьяну, крупную самку шимпанзе. Она сидела в дальнем углу, и, хотя не шевельнулась при виде дрессировщика, он сразу угадал ее неспокойное состояние. Обычно бывало иначе. Стоило открыть дверь, как обезьяна весело кидалась навстречу, спешила показать все свои способности. Она, как заправский гимнаст, раскачивалась на кольцах, подвешенных под потолком. Спрыгнув на пол, чинно усаживалась в креслице, нога на ногу, и разворачивала газету. Потом ложилась в кроватку, натягивала одеяло и, оставив щелку между одеялом и подушкой, хитро поглядывала: ну как, ты мной доволен? На этот раз, однако, обезьяна не отозвалась на появление Мансурова: продолжала неподвижно сидеть в углу, насупленная, зло косясь налитыми кровью глазами. Даже шерсть на плечах и руках — и та утратила обычную гладкость, сделалась взъерошенной.

—  В чем дело, Эмма? Чем ты недовольна?

Обезьяна не шелохнулась.

—  Не понимаю, Эмма, как ты можешь отказываться от такого вкусного, сочного апельсина?

Повинуясь знаку дрессировщика, ассистент поднял плод, откатившийся к порогу.

—  Жуй, когда дают. Нечего графиню корчить!

Он хотел приблизиться к обезьяне, но Мансуров удержал его за локоть, вдруг уловив кисловатый запах пива. «Экий олух! Сколько раз предупреждал, что обезьяны малейшего алкогольного духа не терпят!»

В то же мгновение Эмма метнулась вперед. Если бы не Мансуров, вцепилась бы в парня. Успев его заслонить, Мансуров принял на себя косматый, бешено воющий клубок.

—   Ах, гадина! — кинулся парень к шлангу в коридоре.— Сейчас я тебя образумлю!

—   Не смей! — крикнул Мансуров. — Отставить шланг!