Под бурями судьбы жестокой…

Твоей младшей праправнучке, возможно, от тебя через века передалась любовь к рисованию, а младший праправнук, может быть, унаследовал от тебя темно-карие глаза, круглый подбородок и тот внимательный взгляд, о котором писал твой отец Яков Петрович. Но вот медициной пока не увлекается никто, на этом ваша мужская ветвь Кузнецовых оборвалась на тебе, Петр Яковлевич!

Глава четвертая

Рано утром Петра разбудил дед Софрон:

— Петруша! Сошли!

Петр со сна ничего не понимал, а дед стоял перед его койкой в полосатых подштанниках, полосатой рубахе и совал ему в лицо руку, в другой руке держал зажженную свечу.

«А-а!» — дошло до Петра.

Он сел, спустил ноги, взял свечу, осветил руку старика. Оглядев морщинистую, неровную кожу, с удовлетворением покрутил головой. Безобразных бородавок, гнездами покрывавших руку Софрона, не было.

Еще в Ильинском, несколько месяцев тому назад, Петр сводил бородавки старику обычным способом, как отец, дед и прадед. Над каждой на отдельной суровой нитке завязывался узелок. Потом нитки эти зарывались в землю возле свинарника, где земля посырее, — чтобы поскорее сопрели. Нитки сгнивают за несколько месяцев, и бородавки сходят.

До сих пор многие не верят этому странному врачеванию, смеются. А в популярной медицинской энциклопедии издания 1968 года все же записано: «Бородавки. Лечатся симпатическими средствами».

Дед Софрон был счастлив. Хотя Петр с трудом уговорил его на это несложное лечение.

— Чего я? Девка, чё ли! Не мешают мне бородавки. Есть али нет — все едино, — не раз говорил он Петру. — И чего пристал, парень, как банный лист?..

Но однажды, когда соседский мальчонка побрезговал взять старика за руку и сказал: «У тебя, деда, как у жабы — бородавки!» — Софрон сам попросил Петра: «Свел бы, парень, мне эту погань».

И вот — сошли.

Назавтра вся прислуга Строгановых уже знала об исчезновении бородавок. А еще через несколько дней Петра снова позвали к графу.

Григорий Александрович сидел в своем кабинете. А напротив стола, в кресле, разместилась графиня Юлия Павловна — в темном блестящем платье, тонкая, как девушка, красивая нерусской красотой, смуглая и черноволосая.

Петр поклонился барыне, потом барину и остановился у дверей.

— Подойди ближе, — сказал Григорий Александрович Строганов.

Петр подошел к столу и встал боком, чтобы видеть обоих, вернее, чтобы они могли видеть его лицо.

Барыня Юлия Павловна, урожденная графиня Ойенгаузен, была вторая жена Григория Александровича, по национальности португалка; говорили, что в юном возрасте была она любовницей наполеоновского генерала Жюно и занималась шпионажем. Но самым важным было для Петра то, что Юлия Павловна была приятельницей Натальи Николаевны и время они постоянно проводили вместе.

Барыня, никогда прежде не замечавшая Петра, теперь глядела на него с любопытством.

И вдруг Петр поймал себя на мысли, что эти встречи с барами его волнуют не тем, о чем говорили многие слуги: «Не знаешь, куда глядеть, как руки держать». Нет, он держался так, как надо. Он умел держаться в присутствии бар. Но он, как это ни странно, чувствовал всем существом своим, что они сидят, а он стоит перед ними, как виновный в чем-то. Он чувствовал в их присутствии особенно остро всю непонятную несправедливость своей судьбы. Он никогда никому не говорил об этом. Товарищи и родные засмеяли бы его, ответили одной фразой: «Мы все родились крепостными, крепостными и умрем». И в этом для них ничего не было ни удивительного, ни позорного. Так шло из поколения в поколение.

— Ну, Петр, а ты все врачуешь? Говорят, деду Софрону бородавки свел?

— Да, свел, ваше сиятельство, — ответил Петр.

— Бородавки сводишь! Вывихи вправляешь! Что же еще ты умеешь делать? — спросила графиня.

Что еще? Он мог бы перечислить немало. Мог бы рассказать, как заговором излечивает грыжи, останавливает кровотечение, как запаром трав снимает боли печени, как уговором, взглядом и массажем унимает сердечные боли. Как приказывает человеку смириться перед злосчастной судьбой. И пожалуй, этой силе приказа отдает предпочтение во всем врачевании.

Но ему не хотелось говорить об этом. Пошлют учиться? Вряд ли! Знал Петр: не прямой хозяин его Григорий Александрович Строганов. По какой-то непонятной прихоти Софьи Владимировны Строгановой попал Петр в услужение к Григорию Александровичу. Да и история с рисунком, похищенным у доктора Голицыных, могла бы тогда открыться.

— Ничего не умею больше, — убежденно сказал Петр, к общему разочарованию хозяев. — А бородавки у нас в Ильинском почти все умеют сводить.

— Ну, а «Пиковую даму» прочел? — спросила Юлия Павловна.

— Прочел.

— Не подумай, что в самом деле там написано про княгиню Голицыну, — усмехнулась она. — Пушкин все выдумал. В книжках всегда вымысел. Читать-то интересно было?

— Интересно! — горячо отозвался Петр. — Хорошо описано все. Словно в этой жизни побывал. Всему веришь.

— Действительно, всему веришь, — как-то многозначительно сказал граф жене.

Знал бы Петр, что в этот же вечер в гостиной той, о которой думал он все время с болью и страхом, которую мысленно называл ангелом, речь шла о нем.