Под чертой (сборник)

В общем, полагаю, вы убедились: западные ученые (прежде всего – современные американские, хотя среди философов, например, заметнее французы) делают куда больше для популяризации своих трудов и открытий, чем ученые российские. Отчасти так происходит оттого, что множество наших работают в академических институтах, где нет студентов, преподавая которым, ученый volens nolens вынужден излагать свои идеи увлекательно. Такова особенность отечественной науки и академии наук. А отчасти – оттого, что западная университетская наука, живущая на гранты, постоянно должна подтверждать в глазах грантодателя свою необходимость. Не думаю, что у мегапопулярных психолога Стивена Пинкера, лингвиста Ноама Хомского, биогеографа Джареда Даймонда или физика Стивена Хокинга есть проблемы с финансированием их работ (да и с финансированием их быта: их книжки выходят миллионными – я не преувеличиваю! – мировыми тиражами, а их лекционные турне расписаны вперед, как у оперных звезд, порою при сопоставимых гонорарах).

Но важно даже не это, а результат. Современное западное общество впитало в себя в разы больше современных научных идей, чем наше. Не потому, что фермер из Айовы штудирует на ночь килограммовый кирпич «Ружей, микробов и стали» Даймонда. А потому что ответ на главный вопрос этой книги, «Почему у одних стран всё, а у других ничего?» обсуждался в США в тысячах статей, интервью, радиопрограмм, телевизионных ток-шоу. Которые смотрит, в том числе, и фермер из Айовы.

Отставание России от Запада в смысле усвоенных научных идей лично я определяю лет в 50, а то и больше. По большому счету, почти никакие послевоенные открытия западных естественных и общественных наук не повлияли на мировосприятие современного россиянина. Это легко объяснить: сначала был железный занавес; когда же он пал, первым делом кинулись читать нашу прежде запрещенную литературу; а потом навалилась проблема выживания, и стало вовсе не до книг; а когда появилось время на чтение, у чтения появились сотни конкурентов, и навык чтения non-fiction к сегодняшнему дню оказался попросту утрачен. Миллионные тиражи на английском языке книг Даймонда и Докинза капают на наш суглинок немногими тысячами экземпляров русских переводов.

В итоге даже россиянин даже с высшим образованием считает, что суть теории эволюции в том, что человек произошел от обезьяны (глупости!) и выпучивает в удивлении глаза, когда слышит, что у него с березой под окном половина общих генов. Потому что он-то считал, что у березы вообще никаких генов нет. Примеров такого российского невежества можно привести тьму (хотя убежденность во вращении Солнца вокруг Земли – куда уж дальше? Дальше – докоперниково время, XVI век…), но я приведу один, касающийся не математики, физики или астрономии, а того, в чем все полагают себя знатоками. Поскольку все считают, что разбираются в собственной (а тем более чужой) сексуальности.

Согласно данным ВЦИОМ (июнь 2013 года), 87 % россиян полагает, что гомосексуализм должен быть ограничен или даже запрещен вплоть до уголовной ответственности. И я понимаю их яростное недоумение – что же творится на Западе, где повсеместно легализуют однополые браки, а?! Вон, по данным Gallup (май 2013), 53 % американцев эту легализацию поддерживают (в возрасте до 30 лет – 70 %).

Как так?! Понятно, что на Западе есть либеральные ценности, подразумевающие защиту прав меньшинств, и что была борьба меньшинств за свои права, – но, поскольку меня интересует только наука, я о ней и скажу. Еще в конце 1940-х американский биолог Альфред Кинси выпустил книгу «Сексуальное поведение особи мужского пола»: плод 10-летней работы, итог анкетирования десятков тысяч американцев. Кинси был биолог (а в смысле личной жизни – многодетный семьянин), до этого изучавший орехотворку: мошку отряда перепончатокрылых. Будучи по оказии приглашен читать курс лекций о браке, он и к человеческой сексуальности отнесся с дотошностью ученого, исследовавшего в свое время 150000 экземпляров орехотворки только одного вида. Выводы Кинси взорвали Америку, где в то время гомосексуализм считался болезнью, а в ряде штатов – преступлением. «Судья, рассматривающий дело мужчины, арестованного за гомосексуализм, – писал в своей книге Кинси, – должен помнить о том, что почти сорок процентов мужчин в его городе могли быть арестованы в какой-либо момент их жизни по тому же обвинению…»