Под чертой (сборник)

И те магазины, которые торгуют книгами как текстами, – они прогорают или прогорят (в Петербурге на Петроградской стороне между домом, где жила певица Шульженко, и домом, где жил драматург Шварц, только что закрылся очередной: сначала, чтобы выжить, они взвинтили цены; ну, а потом рухнули). В лучшем случае, в них будут заходить, чтобы посмотреть – а заказывать будут уже в интернет-магазинах, в полтора раза дешевле.

А те книжные магазины, которые преуспевают и полны народа, – они стали представлять собой клубы. Где книги – своего рода членские билеты.

Возьмите петербургский Дом Книги – тот самый, что в Доме Зингера со стеклянным глобусом на крыше. Купить книгу там – это как купить билет на «Титаник», только с гарантией не затонуть. Потому как этот магазин и представляет собой «Титаник»: тьма палуб, роскошное ар-нуво, зал для выступлений, и места хватает для всех: от поклонников столоверчения, Блаватской и уринотерапии (в трюме) до адептов видовых альбомов (при входе).

А рядом, во дворах у католического собора, притаился интеллектуальный клуб под вывеской магазина «Борхес». Держит клуб одна влюбленная в умные книги пара, а в продавцах там аспиранты филолога Аствацатурова. Так что, коли желаете поболтать с ними о стихах Лосева или дневниках Кузмина – это сюда.

А вот в клубе «Республика» на Тверской-Ямской в Москве ни один из продавцов фамилию «Аствацатуров» не выговорит, и вообще, человек, читающий «Людей в голом», здесь профнепригоден. «Республика» – это модное место, с кучей гаджетов для айфона, его обожают девочки-ми-ми-ми, а в качестве членского билета приобретают «Мою неделю с Мэрилин» Колина Кларка или «Я не умею худеть» Пьера Дюкана. И заходят для того, чтобы людей посмотреть и себя показать, – а затем в «Кофеманию».

Новая же «Москва» на Воздвиженке (там, где была приемная дедушки Калинина) – тоже модный, но совершенно другой клуб. 1000 квадратных метров площадей, бар, кинозал, при входе дают самокат: как иначе добраться до дальнего угла, где обочь «Мертвой руки» пулитцеровского лауреата Хоффмана есть и мои книги? Чем-то напоминает Barnes amp;Noble на Юньон-сквер в Нью-Йорке: туда тоже приходят не обязательно купить, но поболтать и почитать (и это приветствуется).

Ну, понимаете, о чем я? Мы больше не платим за информацию – а только за членство в клубе сходных взглядов. Которое дает, например, право на клубные вечеринки и поздравления с Новым годом. А еще билет является материальным знаком благодарности тому, кто тебе нравится (так я покупаю книги Улицкой или Секацкого, хотя они давно и бесплатно закачаны в мой ридер).

Если вы это понимаете – хорошо. Потому что владельцы музыкальных магазинов не понимали, и где теперь магазины и магазинчики с CD на прилавках, что покрывали нашу страну в 1990-х?

По мне, чем больше таких клубов и чем массовей членство, тем лучше. Ну да, на книжке не заработать, – но, быть может, раскрученные клубами, писатели станут зарабатывать на выступлениях?

Впрочем, это, как говорится, уже совершенно другая история.

Которую я тоже расскажу, но не сейчас: нужно срочно сдавать новую книгу!

2012

28. Куда кривая Снукса-Панова вывезет// О приближении мировой истории к очередной точке сингулярности

(Опубликовано в «Огоньке» под заголовком «Вопросительная точка» http://kommersant.ru/doc/1867808)

Я четыре полных дня провел на футурологическом конгрессе. Назывался он Global Future 2045. И должен предупредить: готовьтесь, граждане, к сингулярности!

Ну, вы представляете, что такое футурология.

Лучше всего это явление описано Иосифом Бродским:

…при слове “грядущее” из русского языка
выбегают мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.

То есть я тоже считал, что футурологи – это такие безумцы, налетающие на научный грант (то есть все же не вполне безумцы), дабы, пожрав его, оставить выделение в виде брошюры с названием типа «Общая теория счастья человечества: введение в теорию».

Но после конгресса я точку зрения изменил – несмотря на то, что количество подаренных мне брошюр о грядущем счастье человечества, равно как и визитных карточек, отпечатанных на ксероксе, зашкаливало.