Под чужим именем [Сборник litres]

Увидев Лену в автобусе, Астахов хотел сказать ей, что он не достоин ее светлого, чистого чувства, что нет без нее жизни, а только маленькая, серая скука, но, так ничего и не сказав, он проводил глазами уходящий автобус и медленно пошел назад, к дому Шутовых.

Поздно ночью на «москвиче» архитектора он подъехал к гарнизонному городку, вылез из машины и безразлично пожал протянутую ему руку в капроновой перчатке. Нонна пересела за руль, развернула машину и, посигналив на прощание, уехала.

Ночь была темной, беззвездной. В окнах домов давно погас свет. Низкие кучевые облака плыли по небу. Окружающая Астахова тьма усиливала ощущение тоски и одиночества. Когда он вошел в комнату, Бушуев спал. Не зажигая света, Астахов опустился на кровать и почувствовал, как на подушке зашелестела бумага. Он пошарил рукой, нащупал небольшой листок, взял его, вышел на кухню и включил лампу.

Это была адресованная ему записка:

«Геннадий!

Синоптики не дают погоду. Завтра полетов не будет. Как всегда, построение в семь тридцать. Занятия в штабе. В двенадцать часов — внеочередное бюро, слушаем вопрос о члене бюро, комсомольце Астахове. Советую тебе над многим подумать и взять мозги в руки!

Андрей».

XV. Раздумье

Серая масса облаков кое-где провисла космами. С утра не переставая шел дождь. Стекла окон, заштрихованные косыми линиями дождевых капель, едва пропускали свет. В адъютантской, помимо пяти членов бюро, были Комов, Юдин и комэска Толчин.

«Устроили трибунал! — подумал Астахов и с неприязнью посмотрел на замполита. — Это его, Комова, рук дело! Требовал суда офицерской чести, не вышло — настоял на бюро!»

Преодолевая неловкость, говорил сержант Гришин. Перед ним были офицеры, и обсуждалось поведение летчика, хорошего летчика, к которому он питал искреннее уважение.

— В прошлом году я был в отпуску, ездил домой под Кимры, — говорил Гришин. — И вот приходит ко мне тетка Алексеевна и говорит: «Я, Саша, к тебе за советом, что мне делать с моим шелопутом, совсем от рук отбился, чистый разбойник. Хочу ехать в военкомат, просить, чтобы его в армию взяли. Одна надежда, что из него армия человека сделает». Я это говорю к тому, чтобы вы знали, как простая женщина относится к армии. Сам я так думаю, наша армия — политическая сила, ее душевная чистота — наше оружие. Я не верю, чтобы старший лейтенант Астахов положил пятно на звание офицера комсомольца. Бывает, на колдобине споткнешься, случилось такое и с товарищем Астаховым. Думаю, человек выправится.

— Разрешите слово! — попросил Бушуев и, получив молчаливое согласие Николаева, сказал с несвойственной ему запальчивостью: — Хорошо, товарищ Гришин, если, как ты говоришь, «человек выправится», ну, а если не выправится? Посмотрите протоколы наших собраний за последние два месяца. Кем занималась комсомольская организация эскадрильи? Астаховым! Выправился Астахов? Нет! Чем дальше в лес, тем больше дров!

Не поднимая головы, Астахов исподлобья посмотрел на Бушуева и с горечью подумал: «А ведь мы друзья…» и, словно угадав его мысли, Бушуев сказал:

— Мы — друзья, вместе учились в школе, вместе прибыли в полк, и я считаю, что часть его вины лежит и на мне. Что же произошло с Астаховым? Был человек примерным комсомольцем и вдруг свихнулся, так что ли? Нет, товарищи, это не так! В нем были и раньше ростки эгоизма, заносчивости, склонность к противопоставлению себя коллективу. Нет слов, Астахов способный летчик, поэтому все мы, его товарищи, многое спускали ему с рук, а в его сознании зрела уверенность в том, что ему все можно, что он пуп земли, вокруг которого все вертится. Был у меня недавно разговор с Астаховым, так знаете, до чего договорился этот самовлюбленный Нарцисс?! «Когда я в воздухе, — говорит он, — земля подо мной маленькая, люди словно букашки, и я, крылатый, сильный, над ними!»… Он весь тут, в этом утверждении! Это не только смещение перспективы, это хорошо знакомая всем нам, летчикам, утрата ощущения себя в пространстве — кажется тебе, что самолет кабрирует, а ты идешь в отвесное пикирование и тебя ждет взрыв и смерть, в данном случае — политическая смерть. Приведу еще один штрих, достаточно характеризующий Астахова… Анна Васильевна, его мать, получает четыреста рублей пенсии, но сын ничем не желает помочь матери. Больше того, он даже не пишет ей. С матерью Астахова переписываюсь я. Каждую неделю она присылает мне письма, справляется о сыне, а главное, не жалуется на его молчание. Она говорит, что виновата сама. У Анны Васильевны хватило мужества признать свою вину. Я считаю, что и мы, его товарищи по работе, члены комсомольского коллектива, должны признать, что есть доля и нашей вины в ошибках комсомольца Астахова.

Так же неожиданно, как начал свое выступление, Бушуев закончил, сел и отвернулся к окну.