Под чужим знаменем

– Не понимаю Антона Ивановича Деникина, – нахмурился Кольцов. – Вы – командующий армией и… тоже в этом чине. Почему вам ставка не дает полного генерала?

Ковалевский отмахнулся с гордым добродушием.

Кольцов вздохнул. Ковалевский, командующий армией и главноначальствующий в огромном регионе, своего рода губернатор края, тоже был генерал-лейтенантом, как и Шкуро, командир небольшого корпуса.

Ковалевский бросил на своего адъютанта понимающий взгляд, пояснил:

– Видите ли, Павел Андреевич! Меня в генерал-лейтенанты произвел государь император… Вот-с!

Кольцов с деликатной почтительностью кивнул и тут же вышел. Юра шагнул было за Павлом Андреевичем, но Ковалевский подошел к нему, усадил в кресло. Сам сел напротив, снял пенсне, зачем-то беспокойно протер его и снова водрузил на место.

– Вот так, Юрий! Твой отец был большим моим другом. Мы вместе с ним учились, вместе воевали… Немного знал я людей такой отваги, чести, верности долгу и присяге… И я был бы счастлив, если бы сумел… смог… да-да, если бы я смог заменить тебе отца. Хоть в малой степени!.. – смущенно, с паузами говорил Ковалевский: ему нелегко давался этот разговор.

Юра сидел в глубоком кожаном кресле. Голова его была низко опущена. Он беспомощно молчал.

Ковалевский долго смотрел на Юру, искал слова, не находил их и решил перевести разговор на другое:

– Надеюсь, ты тоже хочешь быть военным?

– Н-не знаю… – Юра не сразу нашелся – вопрос его явно захватил врасплох; он боялся обидеть этого старого и доброго к нему генерала, но и врать не хотел. – Нет, пожалуй!

– Кем же? – искренне удивился Ковалевский, считая, что для каждого юноши предел мечтаний – стать офицером.

– Путешественником, – отозвался тихо Юра: другу своего отца он мог признаться в самом сокровенном.

– Путешественником? Гм… а впрочем, почти все российские путешественники были офицерами, военными. Ты, конечно, хочешь исследовать Север?

– Да! А откуда вы знаете? – поразился Юра.

– «Север полон загадок. Север полон тайн». Это часто повторял муж моей племянницы…

– Он путешественник?

– Да. Он был путешественником… Ранней весной четырнадцатого года он отправился с Земли Франца-Иосифа к Северному полюсу. И умер в пути.

– Но это же… это же вы рассказываете о Седове! – взволнованно воскликнул Юра.

– Да. О Георгии Яковлевиче Седове! – с торжественной гордостью заявил генерал.

Ковалевский еще несколько мгновений глядел на Юру. Потом грузно поднялся и вышел из кабинета. Вернулся он вскоре с фотографией, где был изображен лейтенант с едва пробивающимися русыми усами и бородой, в новенькой морской форме, а рядом с ним – миловидная тоненькая девушка, совсем молоденькая, имеющая отдаленное сходство с генералом.

– Видишь ли, детей у нас не было, и Вера… она подолгу жила у нас… воспитывалась… а это – Георгий Яковлевич. Они только поженились. – Ковалевский поднял на Юру погрустневшие глаза, спросил: – А хочешь, я подарю тебе эту фотографию?

Глаза Юры вспыхнули радостью.

– Но…

– У меня еще есть такая, – успокоил его Ковалевский и подошел к столу, взял ручку. Задумался. Потом сказал: – Это уже когда они пешком отправились к полюсу, Георгий Яковлевич написал Вере: «Если я слаб, спутники мои крепки…» Ты хочешь стать спутником Георгия Яковлевича. Значит, ты должен дойти до полюса! Вот так я и напишу тебе на фотографии.

«Если я слаб, спутники мои крепки». Юра повторил эти слова про себя, они ему понравились, хотя их истинный смысл и был скрыт для него. Он решил, что при случае расспросит обо всем Кольцова.

Позже командующий дал Юре машину для поездки на кладбище и распорядился, чтобы Кольцов сопровождал мальчика.

Когда они приехали к Холодногорскому кладбищу, Кольцов отпустил машину. Он понимал, что мальчику не хочется быть чем-то связанным, угадал он и невысказанное желание Юры остаться в одиночестве и, проводив его к могиле отца, отошел и присел на мраморную скамью, вделанную в стену пышно и аляповато разукрашенной часовенки – усыпальницы какого-то купца.

Сквозь ветви боярышника ему хорошо была видна фигура Юры, сидевшего в скорбной позе придавленного горем человека. Вспомнилось, как много лет назад, когда в аварии на корабельных доках погиб его отец, он, в таком же возрасте, как и Юра, дождавшись, когда разошлись все пришедшие проводить отца, когда увели маму, долго сидел у свеженасыпанного холмика, предаваясь своему отчаянию и горю. Однако ему было легче, у него оставалась мама, и жизнь его тогда уже определилась в главном. А Юре, в его совершенном одиночестве, кто сможет помочь найти свою дорогу в это бурное время?

Кольцов вдруг остро почувствовал ответственность за судьбу мальчика, с которым так упорно сводила его жизнь. Он готов принять эту ответственность, хотя, может быть, и не вправе делать этого. Но и жить рядом с Юрой только сторонним, пусть и доброжелательным, наблюдателем он не мог. «Мы же русские люди», – подумал он и вдруг осознал, что эта простая нужная мысль лишена всякого классового содержания. Не важно, кто белый, кто красный, если речь идет о детях.