Под другим углом. Рассказы о том как все было на самом деле

— Их агрессивность — наш шанс, — продолжил отец, окрыленный идеей. — Нам надо использовать эту единственную возможность их уничтожить. Создать условия, которые вызовут в колониях паразитов внутреннюю деструкцию. Надо заразить их ненавистью друг к другу. Пусть они сами отрегулируют свою численность с ее помощью. А, может быть, даже изведут себя совсем. Так как в этом виде осталось много атавизмов от предыдущих образцов, на этом и сыграем. Вытащим на поверхность их инстинкты. Их примитивный разум надо дезориентировать. Надо глобально перенаправить их инстинкт поклонения, создать им новую религию. А я пытался уничтожить их вирусами. Какая ошибка! Раз у них есть это жалкое подобие разума, то лучшим вирусом будет Слово. Надо заразить их Истинной Верой, за которую они будут убивать друг друга. Пусть они сами уничтожат себя, пусть развяжут религиозные войны и будут убивать всех тех, кто думает, не как они. А думать они все будут по-разному, если преподнести эту религию правильно. Тогда один народ во имя веры будет уничтожать другой, думая, что только они трактуют эту веру истинно. Пусть они в каждом народе ищут внутренних врагов и жестоко расправляются с ними.

— А разве ты еще не пытался заразить их подобной жесткой религией, папа? Ты же сам, вроде, говорил о строгих заповедях…

— Пытался… — подтвердил, вздохнув, старик. — Но я пошел по неправильному пути. Религия у меня получилась достаточно агрессивная, но действовала слишком локально. Зря я выбрал только один народ для этого. Они не стали распространять свою веру, сделали эту религию своим личным культом. Это была моя ошибка. Я должен был понять, что и тогда, и раньше, паразиты воспринимали меня в разных ипостасях, и поклонение мне лишь придавало им сил для борьбы друг с другом. Но не было поводом для этой борьбы само по себе. Они воевали за землю, за пищу, за ресурсы, за реализацию своих низменных инстинктов, а мой образ просто служил им воображаемой защитой. Нам нужна другая религия — такая, которую примут все народы. И главное — в этой религии нужно избегать четких положений. Чем расплывчатей она будет, тем больше они будут спорить и убивать друг друга за «неправильное понимание». Я бы и сам мог рискнуть еще раз, но я уже слишком стар, и я просто боюсь опять ошибиться. А для тебя это будет интересный опыт. Сынок, тебе предстоит небольшое путешествие. Посмотрим, сможешь ли ты переиграть своего братца. Отнять у них разум.

— Любопытно. Что ж, я готов попробовать.

— Ну вот и хорошо. Завтра я сотворю твою проекцию в Саду. Только помни — проповедуй паразитам как можно больше неопределенности, пусть каждый понимает по-своему. Только так мы сможем вывести этот вид на необходимый уровень самодеструкции.

— Завтра же отправлюсь туда, папа. Это мне даже будет забавно.

— Ну вот и замечательно, сынок. Сам понимаешь, сколько времени я посвятил этому Саду. Одна радость в старости осталась. А тут вот эти…

Старик зажмурился и представил, как будет выглядеть Сад без этих расплодившихся паразитов. И увидел он, что это хорошо.

Квантовый Кот

После возникновения материальных структур вторым чудом природы стала жизнь, которую Эрвин Шредингер называет «самым прекрасным шедевром, когда-либо достигнутым по линии Господней квантовой механики.

(о. Александр Мень. История религии)

Англия, январь, 1935 год.

— Что за бред вы здесь понаписали, Эрвин!? — редактор отложил рукопись, протер очки и уставился изумленным взглядом на посетителя, смущенно сидящего перед ним. — Как вам в голову пришел этот дохлый кот? Неужели без таких сомнительных аллегорий никак не объяснить сущность законов квантовой механики? Если бы я вас раньше не знал и не печатал ваши статьи, то, право, я бы решил…

— Ханс, мне этот кот тоже совсем не нравится… Но это как раз ваш референт настоял на нем. Сейчас я объясню. Видите ли, первоначально мне показалось, что я для популярного объяснения нашел очень яркий и знакомый всем с детства образ, который описывается суперпозицией двух состояний… Я ведь человек религиозный, и знаете… Квантовая механика ведь тоже создана по милости Господней. Просто некоторые ее моменты многим не понятны, и надо было найти соответствующий и волнующий воображение образ, драматизирующий интерпретационную проблему. Тогда люди заинтересуются и преодолеют мнимую сложность понимания. Вот образ Иисуса на кресте — это как раз то, что было бы понятно всем…

— Эрвин… — Ханс Дитл перестал вертеть очки в руках и положил их на стол. — Вы хорошо себя чувствуете? Вы уверены, что у вас не горячка? Сначала дохлый кот, а теперь дохлый…

Редактор запнулся, поняв, что чуть не сказал что-то кощунственное. Но захваченный своей идеей профессор ничего не заметил.