Под другим углом. Рассказы о том как все было на самом деле

Осел сказал:

— Вот я тебя сейчас челюстью!

— Это как? — растерялся лев.

— Ты что ж, не читал святого писания? Там ясно сказано, что Самсон побил ослиной челюстью тысячу филистимлян.

— Ишь ты! Целую тысячу?!

— Ни больше, ни меньше. Ослиная челюсть — страшное оружие, если она в надежных руках!

— Покажи! — попросил лев. — Разреши, пожалуйста, я потрогаю!

Потом лев стоял над мертвым ослом, прижимая к груди его челюсть. «Да, — думал лев, — покойник был прав: в надежных руках ослиная челюсть — страшное оружие!»

(Феликс Кривин. Божественные истории)

Гул возбужденной толпы перешел в громкий возмущенный ропот. Усталый путник остановился и сбросил с плеча тяжелую котомку.

— Что там происходит? — удивленно спросил он у идущего навстречу старика.

— Безбожник там проповедует, — проворчал старый Иоаким — Допрыгается, сын ехиднин. Забросают его сейчас камнями. И ученикам этого богохульника достанется. Ишь, додумались против закона Моисеева выступать!

Путник подошел ближе и втиснулся в толпу. Безбожник лет тридцати с горящими глазами и всклокоченной бородой возвышался над толпой, забравшись на самый верх горы, и смущал оттуда своими речами сердца людей.

— Книжники и фарисеи пользуются вашей доверчивостью. Они дурят вас! Каких только глупостей они не рассказывают! А вы верите в их сказки. Вы верите в то, что можно убить тысячу человек одной ослиной челюстью, но только свежей. Старая для этого не подойдет. Верите, что для напуска несчастий на Иерусалим лучший способ — сжечь огнем посреди города одну треть своих волос, вторую изрубить ножом, а третью развеять по ветру. Но это сработает, только если священник, готовящий себе пищу на человеческом кале, положит перед собою кирпич и начертает на нем имя города. Вы верите в говорящих змей и ослов и спите со своими ребрами. Ваш разум поврежден, потому и говорю вам притчами, ибо видя не видите, и слыша не слышите, и не разумеете.

Стоящие в стороне римские солдаты похохатывали и наслаждались театром. Те же, кто были из местных ауксилии, злились, но пока не подавали виду. Путник почувствовал азарт. Если толпа решит забить богохульника камнями, он тоже сможет поучаствовать.

— Думаете, ваша религия менее смешна? — внезапно повернулся в сторону римских воинов вошедший в раж безбожник. — Все, что говорят и чему учат ваши жрецы — это выдумки. Можно ли придумать что-то более безумное, чем ваши боги? Уран оскопляется, Кронос связывается и низвергается в тартар, титаны совершают восстание… И как много других таких же нечестивых бредней они рассказывают! Стикс умирает в битве: даже и смертными они оказываются; влюбляются друг в друга, влюбляются в людей. И это ваши боги? О неразумные! Вы даже простого сына человеческого, римского императора, почитаете за бога. Вы готовы поверить в любой вымысел. В то, что бог может умереть и воскреснуть. Что бог может полюбить человека. А если бы ваши жрецы рассказали вам, что боги произошли не от богов и людей, а, например, от людей и жертвенных голубей, вы бы, небось, и в такую чушь поверили? — безбожник не выдержал и сам расхохотался над своей шуткой.

— Богохульник! Атеист! Убить его! Забросать его камнями! — гудела толпа.

— Распять его! — влились в рев толпы крики римских ауксилии.

— Хм, а ведь этот безбожник не так уж и неправ, хотя сам даже не понимает всю глубину своей мысли, — неожиданно прошептал путник. — Кажется, это может сработать. Действительно, чем бредовей учение, тем легче ему избежать рациональной критики и овладеть разумом уверовавшего. Только так оно сможет завоевать целый мир.

Путник постоял на месте еще несколько секунд, размышляя над пришедшей в голову идеей, а затем тихо отошел в сторону.

— Нет, в самом деле… Может, мне стоит не на раввина продолжать учиться, а поменять имя и начать проповедовать подобную чушь на полном серьезе? Но лучше не сразу. Пока я буду служить в страже первосвященника и забивать камнями еретиков, нанять тем временем нескольких писателей, которые тайно выдумают новые священные книги… Над этим стоит поразмыслить. Credo quia absurdum est, — задумчиво бормотал себе под нос молодой Савл, сын фарисея из Тарса, наблюдая за тем, как озверевшая толпа тащит безбожника во двор первосвященника Каиафы.

De Natura Rerum

Вечер, 10 сентября 1541 г.