Под гнетом окружающего

Это было въ конц двадцатыхъ годовъ. Князь Мурзатовъ попалъ въ немилость и считалъ себя счастливымъ, что долженъ былъ удаляться въ деревню, а не куда-нибудь подальше. Его барскій домъ стоялъ на берегу большой рки, на значительномъ разстояніи отъ Приволья. Выстроенный во дни Екатерины, этотъ домъ не безъ основанія назывался «дворцомъ». Роскошный, обширный, онъ былъ окруженъ садами; тутъ были бесдки, гроты, статуи, такъ-называемый эрмитажъ, то-есть просто уединенный домикъ съ комнатою изъ сплошныхъ зеркалъ, обвитыхъ искусственными цвтами; цвты, кажется, готовы были упасть и засыпать пуховые турецкіе диваны, обитые блымъ съ розами атласомъ и отражавшіеся въ зеркальномъ потолк и въ каждой изъ зеркальныхъ стнъ. въ этомъ домик, какъ говорить преданіе, происходили самыя грязныя и ужасающія сцены, оканчивавшіяся нердко смертью несчастныхъ жертвъ разврата, и самъ домикъ былъ построенъ именно для этой цли… Барскія палаты какъ-то сторонились какъ отъ «Никитинскаго погоста», такъ и отъ «Приволья». Перехавъ въ деревню, князь Мурзатовъ сразу почувствовалъ нчто непріятное, нчто зловщее въ положеніи своего дворца. Онъ зналъ, что одинъ изъ его предковъ во времена Анны Іоанновны занимался разбоемъ, грабилъ и дворянъ, и мужиковъ, и потому выстроилъ себ притонъ среди лса на берегу рки, отъ которой отдалилъ своихъ крестьянъ; зналъ онъ также, что этотъ разбойничій вертепъ въ начал царствованія Екатерины вдругъ превратился въ какой-то русскій братскій тріанонъ, превратился при помощи громадныхъ издержекъ, и только для того, чтобы самъ помщикъ прожилъ въ немъ два года, но зато какіе два года! Все это припомнилъ опальный баринъ, пріхавъ въ свой дворецъ, и ему стало скверно въ этомъ отдалявшемся отъ крестьянъ и отъ помщиковъ пріют. Онъ увидалъ бдность и пьянство въ «Никитинскомъ погост», и довольство и трезвость въ «Приволь», и ршился переселить всхъ крестьянъ изъ «Никитинскаго погоста» въ «Приволье». Посл двухлтняго его пребыванія въ деревн, около его дворца уже красовались выстроенныя на его деньги избы послднихъ переселившихся жителей «Никитинскаго погоста». «Приволье» представляло теперь сплошное село, заканчивавшееся съ одной стороны барскимъ домомъ, а съ другой — новою каменною кладбищенскою церковью, кром которой были еще деревянная «лтняя» церковь, да такъ-называемая дворцовая церковь, находившаяся въ барскомъ дом. Въ «Никитинскомъ погост» уцлли только небольшая полуразвалившаяся часовня съ кладбищемъ, да постоялый дворъ съ кабакомъ на большой дорог, помщавшійся недалеко отъ врзавшейся угломъ въ мурзатовское имніе Бабиновки.

Городъ Никитинъ находился теперь въ четырнадцати или въ двнадцати верстахъ отъ мурзатовскихъ крестьянъ, тогда какъ прежде они жили отъ него въ пяти или въ четырехъ верстахъ. Но дло было не въ разстояніи, а въ стремленіи мужиковъ къ рк. Вновь переселенные крестьяне стали кое-какъ поправляться, хотя и не могли сравняться въ довольств съ первыми поселенцами. Они долго отличались отъ нихъ и характеромъ, чаще ходили въ церковь, были мене предпріимчивы, больше пили и считали, можетъ-быть, не безъ основанія, всхъ старыхъ жителей Приволья раскольниками или, по крайней мр, людьми, сочувствующими расколу и очень холодно смотрящими на православіе. Можетъ-быть, тутъ не было ни раскольничества, ни православія, а былъ просто индифферентизмъ народа, разжившагося и закалившагося въ неусыпномъ труд и въ вызванномъ обстоятельствами мошенничеств. Но богатые мужики неохотно говорили объ этомъ предмет; еще неохотне говорили они о своемъ денежномъ положеніи и имли привычку прикидываться очень небогатыми людьми.

— Что сработаешь, то и прошь. Какіе у насъ капиталы могутъ быть! — говорили они.

А въ народ ходили слухи, что у старыхъ мужиковъ Приволья водится деньга и большая деньга, только это кулакъ-народъ.

— Много ли, мало ли, а все же хоронить на черный день надо, — отвчали они уклончиво, если къ нимъ очень приставали съ вопросами объ ихъ матеріальномъ положеніи, и тутъ же подсмивались надъ другими мужиками. — А вы деньги-то на улицу выложите, авось добрые люди припрячутъ.